Как видим, прения между послами сосредоточивались почти исключительно на вопросе о возвращении Иоанну крепостей, которые Баторий взял у царя в 1580 году; что касается Полоцка, то о нем и речи не было: Иоанн отдавал его Баторию tacito consensu. Во время прений каждая сторона отстаивала свои требования упорно. Раздражение между послами все более и более усиливалось. Русские жаловались на свое положение, говоря, что с ними обращаются, как с пленными, отнимают у них вещи, хватают их людей: мало того, пытают и даже убивают. Гонец, везший от царя письма к ним и к Поссевину, был отведен в польский лагерь, где его товарищей убили, а проводника подвергли пытке, прикладывая к его бокам зажженные факелы
[942]. Баториевым послам надоедали продолжительные прения, которые казались им иногда совершенно бесполезными, и они грозили не раз уехать со съезда. Радзивилл собирался уже в путь и остался только по просьбе Замойского
[943].
Споры о территориальных уступках были сведены наконец к вопросу о Велиже и Себеже. Замойский предоставил разрешить этот вопрос Литовцам, так как уступка крепости Велижа задевала литовские интересы, давая понять, что лучше ее уступить, чем вести дальше войну
[944]. Однако Литовцы отдать эту крепость Иоанну не пожелали. Тогда спор достиг кульминационной точки. Баториевы послы заявили, что оставаться долее не могут, ибо переговоры затянулись слишком долго. По вине Поссевина, подававшего надежду на то, что мир скоро состоится, королевское войско было задержано под Псковом в течение двух месяцев. Теперь их отзывают назад в лагерь. Не их вина, что мирный договор не может быть заключен, и засвидетельствует это перед Речью Посполитой на будущем сейме папский посол, которого они об этом настоятельно просят. Сказав это, они распрощались с московскими послами. Казалось, произойдет разрыв, что сильно взволновало Русских. Они приходили два раза ночью на совещание к Поссевину и умоляли его со слезами посоветовать им, как им быть с Велижем, повторяя, что уступка его будет стоит им жизни. Велиж лежал на верховьях Западной Двины, и владение им открывало доступ в долину этой реки, доступ к Полоцку. Вот почему Иоанн так горячо желал сохранить эту крепость в своих руках. Поссевин обещал московским послам разрешить этот спор таким образом: он добьется от Баторисвых послов согласия на то, чтобы эта крепость была разрушена.
Тогда переговоры возобновились и ведены были опять с прежним жаром и упорством с той и другой стороны. Баториевы послы потребовали для себя Себежа, но Москвитяне сильно против этого возражали; они заявили, что уступят целиком Велиж королю, если их государю будет возвращен Себеж
[945]. Так это дело было наконец и улажено
[946].
Но спор из-за территориальных владений не кончился этим; напротив того, он еще раз сильно разгорелся. Баториевы послы предъявили требование, чтобы уступлены были их королю те ливонские замки, которые в войне с Русскими заняли Шведы. На это со стороны московских послов последовал ответ, что у них нет наказа даже говорить об этом, а и подавно они не имеют права принимать по этому поводу какое-нибудь решение
[947]. При этом они приводили совершенно основа тельный мотив, что их государь не может уступать того, чем он не владеет
[948].
Сопротивление Русских по этому пункту сильно раздражало Замойского. Он стал подозревать существование тут интриги Поссевина. Канцлеру казалось, что папский посол собирается при помощи упомянутых замков помирить Швецию с Москвой во вред Речи Посполитой
[949]. Поэтому он увещевал своих послов энергически отстаивать это требование. Однако они не могли последовать совету своего руководителя. Спор затягивался слишком долго, а между тем он не представлял существенной важности, ибо касался призрачного права на владение тем, что находилось в руках третьего претендента, каким являлась в данном случае Швеция. Приходилось поступить так, как указывала послам инструкция самого Батория, т. е. опротестовать только притязания московского государя на владение этими замками
[950], на что согласился и Замойский
[951]. Теперь надобно было определить границу владений той и другой стороны, что представлялось делом нелегким, ибо не было с точностью известно, какие замки в Ливонии находятся еще в руках Русских и какие захватили уже Шведы. Замойский и Баториевы послы старались решить вопрос о разграничении самым определенным образом. Они опасались, чтобы Русские не утаили какого-нибудь замка под тем благовидным предлогом, что они полагали, будто этот замок взят уже Шведами
[952]. Кроме того, опасение Замойского и Баториевых послов возбуждал также еще и будущий сейм, перед которым они должны будут дать отчет в своих действиях. Война решена была сеймом только потому, что он желал отнять у московского государства Ливонию, и животрепещущий вопрос о Ливонии мог вызвать поэтому целую бурю на сейме
[953]. Вследствие всего этого прения о демаркационной линии отняли у договаривающихся сторон немало времени, а самое дело потребовало немало труда, пока найдено было наконец соглашение
[954].
