Окрестности Шахматова способствовали углублению мистических настроений Андрея Белого. Вот что он увидел: «Здесь чувствуется как бы борьба, исключительность, напряженность, чувствуется, что зори здесь вырисовываются иные среди зубчатых вершин лесных гор, чувствуется, что и сами леса, полные болот и болотных окон, куда можно провалиться и погибнуть безвозвратно, населены всяческой нечистью («болотными попиками» и бесенятами). По вечерам «маячит» Невидимка, но просияет заря, и Она лучом ясного света отражает лесную болотную двойственность»
[188]. Белый уловил сказочный характер местности. Действительно, в округе бытует множество легенд — и не только о похождениях нечистой силы. Воображение Блока поразила молва об озере около деревни Сергеевской. В этом озере якобы нет дна; оно соединяется подземным каналом с Атлантическим океаном; на нем часто всплывают доски с иностранными надписями, по-видимому обломки кораблей.
Гость уехал из Шахматова 15 июля. В Москве на вокзале его ошарашило известие, что эсер Сазонов убил министра внутренних дел Плеве. Началась первая русская революция.
Уже с самого начала следующего года встал вопрос — ехать ли вообще летом в Шахматово? По всей России прокатилась волна крестьянских волнений. Но в Подмосковье царило относительное спокойствие; поэтому переселение состоялось в обычное время. Внешне жизнь в усадьбе мало изменилась, но брожение, охватившее всю страну, не могло не наложить своего отпечатка и на этот тихий уголок.
Блок вступил в новый этап своего творческого возмужания. Душа поэта жаждет простора; и закономерно, что роль Шахматова в творчестве такого «обновленного Блока» заметно снижается.
Самым значительным произведением Блока, в котором нашел выражение душевный настрой этого периода, стала драма «Песнь судьбы». Главный герой Герман — сам Блок, его жена Елена — Любовь Дмитриевна. Она — духовный двойник Германа, отзвук его мыслей; такова была и Любовь Дмитриевна в первые годы после замужества. Молодой сад в драме — тот самый сад, который поэт заботливо растил вокруг своего флигеля. Идиллическая обстановка первого акта — совершенно шахматовская. Но Герману становится невыносимой жизнь в «белом доме» на холме. Он спускается вниз, «в деревню» для того, чтобы слиться с Россией.
Любовь Дмитриевна была даровитой натурой; она упорно стремилась утвердиться на собственном пути в искусстве. Блок, однако, не видел в своей жене задатков крупной актрисы. Он с неодобрением относился к ее постоянным гастрольным поездкам. 24 июня 1908 года поэт писал из Шахматова: «Время ползет без тебя какое-то тусклое, бесплодное. Здесь почти не перестает дождь — серый, осенний… Ты зачем-то в каком-то Боржоме; я совершенно уверен, что тебе там делать нечего… Что за охота проваливаться где-то на краю света с третьестепенной труппой?»
[189]
Блок остро переживал свое одиночество. Он не находил душевного комфорта ни в семье, ни в общении с тем кругом интеллигенции, который составлял в то время культурную элиту страны. Этот круг, по его мысли, перестал понимать кровные интересы России. Поэтическим выражением этих мыслей стал знаменитый цикл «На поле Куликовом»:
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной.
В твоей тоске, о Русь!
Три первые — и основные — стихотворения этого цикла написаны в Шахматове, соответственно — 7, 8 и 14 июня 1908 года.
В конце 1909 года умер отец Блока — профессор Варшавского университета. У поэта не было с ним близких взаимоотношений. Тяжелый характер отца стал основной причиной семейной драмы, отбросившей мрачную тень на всю жизнь Блока. Он был человеком, полным противоречий, в котором художественная натура соединялась с мелочным тиранством и скупостью. Но отец оставил поэту значительное наследство, позволившее ему несколько лет не заботиться о каждодневном заработке. Львиная доля этих денег была потрачена на Шахматово.
Усадебный дом был построен перед Отечественной войной 1812 года и с тех пор практически не ремонтировался. Ранней весной в апреле 1910 года поэт с женой приехали в Шахматово, где уже начались работы. Дом был обновлен и внутри и снаружи, но в целом сохранил свою первоначальную планировку. Сначала Блок увлеченно отдался делу. Его захватил не только сам процесс строительства, но и постоянное общение с рабочими. Он даже писал матери: «Все разные и каждый умнее, здоровее и красивее почти каждого интеллигента». Казалось, у Блока с новой силой проснулась тяга к земле, которая обуревала других русских поэтов. Параллель между Фетом и Блоком постоянно проводил Андрей Белый.
«Увлечение народом» скоро выявило свою оборотную сторону. Рабочие быстро постигли непрактичность нанимателя и постарались сделать поменьше, а урвать побольше. Блок перестал обманываться на их счет. От роли хозяина он устал. Вторая половина лета была омрачена постоянными ссорами едва оправившейся от психического заболевания матери поэта и Любови Дмитриевны, не умевшей, а подчас и не желавшей найти общего языка со свекровью. В Шахматове воцарилась гнетущая атмосфера. Лето, которое Блок встретил с большими надеждами, не принесло обновления; его дом с каждым днем становился все более холодным и неуютным. Во время одной из своих одиноких прогулок на камне около села Рукова Блок записал первые строки поэмы «Возмездие».
Лето 1910 года было последним, которое Блок целиком провел в Шахматове. В дальнейшем он приезжал сюда на месяц, самое большее — на шесть недель. Временами поэта вновь охватывала жажда лихорадочной деятельности. Всего за один месяц 1913 года он, чтобы прорезать сад, вырубил множество деревьев. Усадьба, ранее скрытая от глаз прохожих сплошной зеленой массой, потеряла значительную часть своей поэтической таинственности. В Шахматове поэт пережил роковой день 1 августа 1914 года, открывший новую эпоху. Из событий того «пограничного» лета следует упомянуть случайную встречу Блока и Анны Ахматовой на платформе станции Подсолнечная. Последняя вспоминает: «Летом… я была у мамы в Дарнице, под Киевом. В начале июля я поехала к себе домой, в деревню Слепнево, через Москву. В Москве сажусь в первый попавшийся почтовый поезд. Курю на открытой площадке. Где-то у какой-то пустой платформы, паровоз тормозит, бросают мешок с письмами. Перед моим изумленным взором неожиданно вырастает Блок. Я вскрикиваю: «Александр Александрович!» Он оглядывается и, так как был не только великим поэтом, но и мастером тактичных вопросов, спрашивает: «С кем вы едете?» Я успеваю ответить: «Одна». Поезд трогается… Открываю «Записные книжки» Блока и под 9 июля 1914 года читаю: «…Меня бес дразнит. — Анна Ахматова в почтовом поезде»»
[190].
