Скупщина призвала на сербский престол внука основателя нового Сербского государства, 60-летнего Петра Карагеоргиевича. Он присягал уже на новой конституции 1903 г. Таким образом, после дворцового переворота 1903 г. в Сербии установился режим конституционной парламентской монархии.
Конституция обеспечивала достаточно широкий круг политических свобод, а Петр I Карагеоргиевич старался править строго по конституции, став одним из самых либеральных и популярных сербских монархов. Десятилетие после его прихода к власти вошло в историю Сербии под необычным для этой страны названием – «золотая пора», или даже «эра Перикла»
[49]. Конечно, в преданиях о любом «золотом веке» всегда есть большая доля преувеличения. Сербский случай – не исключение. Парламентская форма и ее реальное содержание расходились очень значительно. Но если принять во внимание дальнейший ход сербской истории в XX в., такую оценку можно если не принять, то вполне понять.
Главной политической силой в стране была Радикальная партия, расколовшаяся в тот период на два течения. «Староради-калы» имели в скупщине доминирующее положение, второе место в ней занимали «младорадикалы», которые в 1904 г. образовали собственную Самостоятельную радикальную партию. Эти два радикальных течения поочередно и возглавляли правительства, в том числе и в коалиции друг с другом. По существу в стране сложилась своего рода полуторапартийная политическая система: «старорадикалы» и «самостальцы» всегда имели голосов намного больше, чем все их соперники вместе взятые. В социально однородном и политически не структурированном сербском обществе избирательная процедура «не только не обеспечивала торжество плюрализма, но напротив – закрепляла политическую монополию одной-единственной партии, выражавшей интересы большинства населения»
[50].
С 1912 г. Сербия входит в шестилетний период войн, когда о реальном парламентаризме можно было забыть. Хотя скупщина номинально существовала и в годы Первой мировой войны: во время знаменитого отступления сербских войск зимой 1915/1916 г. и даже в изгнании на греческом острове Корфу.
Мирная история для сербов возобновилась только 1 декабря 1918 г., когда принц-регент Александр Карагеоргиевич от имени короля Петра провозгласил в Белграде создание Королевства сербов, хорватов и словенцев (Королевства СХС). Причем в эту новую историю для сербов и других югославян «сербский народ вводили старые, усталые и опустошенные политики, образ мышления и политические взгляды которых принадлежали XIX веку»
[51].
Еще два с половиной года до Учредительной скупщины и принятия первой конституции нового государства длился так называемый переходный или временный (по-сербски – «провизорный») период. Попытки в этот период распространить на новые земли действие сербской конституции 1903 г. не увенчались успехом. Действие этой конституции распространилось только на Вардарскую Македонию, Косово и Метохию
[52], которые после Первой балканской войны существовали фактически вне рамок правового поля. Формально в этот период временный парламент – Временное народное представительство – все-таки существовал. Однако он не был избран, а явился результатом соглашения между различными партиями.
Фактически уже в переходный период обнаружилось главное противоречие Королевства СХС – проблема его государственного устройства. Большинство сербов, исходя из своего старого опыта, выступали за централизованное государство, похожее скорее на расширенную довоенную Сербию. Хорваты, исходя из другого опыта, были в основном приверженцами федералистских или даже конфедералистских идей. В то же время среди сербской элиты (и в значительно меньшей мере – хорватской) была распространена и концепция так называемого «интегрального югославизма». Она исходила из представления о том, что сербы, хорваты и словенцы – одни народ, который только в силу различных обстоятельств оказался разделенным на три части. Главным сторонником и пропагандистом этой концепции была Демократическая партия. Таким образом, существовали три взгляда на развитие Королевства СХС: два старых – сербский и хорватский и один новый – югославян-ский
[53]. Последний был, конечно, не равноудаленным от двух первых, а – в «сербском обличье».
Наконец, надо сказать и о словенской позиции. Ее суть хорошо охарактеризовал будущий главный соратник Тито Э. Кардель, словенец по национальности. Он писал, что в Словении в разных вариантах ставка делалась «на карту сербско-хорватских противоречий», а сами словенские политики выторговывали себе многие уступки, пытаясь играть «роль стрелки на весах»
[54].
В ноябре 1920 г. состоялись, наконец, выборы в Учредительную скупщину. А еще через полгода, 28 июня 1921 г., в годовщину Косовской битвы в день Св. Витта (по-сербски – Видовдан) после многочисленных консультаций демократам и радикалам удалось склонить Учредительную скупщину к одобрению проекта конституции. Причем конституция была принята не конституционным, как предполагалось ранее, а простым большинством голосов.
По Видовданской конституции сербско-хорватско-словенское государство узаконивалось как парламентская наследственная монархия во главе с династией Карагеоргиевичей. О парламентаризме говорилось уже в первой статье конституции, и это было впервые в сербской истории, так как конституция 1903 г. понятие «парламентаризм» не упоминала. Однопалатная Народная скупщина (парламент) наравне с королем считалась верховным законодательным органом. Принятые скупщиной законы подлежали утверждению королем, который также имел право созыва и роспуска парламента.
Правительство объявлялась ответственным перед королем и скупщиной, но фактически оно в наибольшей степени зависело от монарха, которому принадлежало право назначения премьер-министров, отправки кабинета министров в отставку и т. п. Достаточно привести известный факт: за 10 лет видовданского режима сменилось более двадцати правительств. Причем только два правительства были заменены по решению скупщины, остальных отправил в отставку Александр Карагеоргиевич.
Тем не менее, правительство было после монарха вторым политическим центром силы в стране. Именно за преобладание в нем шла политическая борьба. Скупщина же мало что решала. С. Прибичевич, представлявший интересы сербского населения Хорватии, говорил в декабре 1925 г., что «наш парламент не имеет никакой силы, ни значения, ни авторитета, он не может ничего сделать»
[55].
