И еще один факт. 19 июля 1949 года генеральный консул в Пекине Э. Клабб в донесении Госсекретарю США сообщил, что 18 июля он был приглашен на встречу с лидерами Демократической лиги Китая Ло Лунцзи, Чжан Дунсунем и Чжоу Цзиньянем. Эта встреча состоялась с ведома Мао Цзэдуна.
Ло Лунцзи заявил американскому генконсулу, что "у Мао Цзэдуна трудное положение. Как руководитель компартии он обязан занимать должную позицию в отношении СССР. Однако Мао как китайский лидер может говорить одно, а действовать по-другому, сообразуясь с конкретной обстановкой. Это надо иметь в виду, читая коммунистическую пропаганду". Ло Лунцзи передал Клаббу адресованный Вашингтону совет, чтобы в своей пропаганде США не заостряли внимание на том, что Мао – потенциальный лидер страны, который поведет ее по националистическому пути, поскольку, по словам Ло Лунцзи, подобные выступления послужат помехой "такому развитию событий, которые бы привели к этому"
[873].
Позицию же американцев, пытавшихся наладить контакты с китайскими коммунистами – их идеологическими противниками, охарактеризовал Государственный секретарь Д. Ачесон. В марте 1950 года, выступая в сенатской комиссии по иностранным делам конгресса США, он заявил: "Для США все равно, пусть хоть сам дьявол правит Китаем… лишь бы он не был прислужником Москвы"
[874].
Тем не менее 14 февраля 1950 года между Советским Союзом и новым Китаем был подписан Договор о дружбе и сотрудничестве. Канва документов, разработанных и принятых за время пребывания Мао Цзэдуна в Москве, в целом соответствовала договору и документам от 1945 года, но отличалась по существу. По сей день многими историками и политологами договор 1950 года расценивается как ошибка Сталина, не разгадавшего хитрость "восточного гостя". Так, сопоставляя советскую позицию на переговорах с представителем Чан Кайши в 1945 году и спустя пять лет с Мао Цзэдуном, советский дипломат A.M. Ледовский отмечает: в 1945 году правительство СССР "очень твердо отстаивало свою позицию, связанную с защитой государственных интересов СССР, имея в виду, в частности, огромные по тем временам капиталовложения, внесенные Россией в Маньчжурии. В переговорах же с Мао Цзэдуном Сталин проявил беспрецедентную в международных отношениях уступчивость и встал на путь отказа от всего, что СССР получил по договору 1945 года и по предыдущим соглашениям, начиная с Русско-китайского договора 1896 года о союзе и постройке Китайской Маньчжурской железной дороги"
[875].
Действительно, соглашение 1945 года о совместном использовании Китайско-Чанчуньской железной дороги (КЧЖД) было заключено на 30 лет, с последующей передачей всего имущества Китаю. А по соглашению 1950 года совместное использование сократилось до двух лет. Город Дальний (Далянь) в соглашении 1945 года объявлялся в соответствии с Ялтинскими решениями открытым портом, но под советским руководством. Соглашение же 1950 года предусматривало передачу властям Китая всего имущества, находившегося во владении или аренде советской стороны в течение 1950 года. Порт-Артур (Люйшунь) по соглашению 1945 года становится советской военно-морской базой на 30 лет, а по новому соглашению подлежал передаче Китаю со всем имуществом не позднее 1952 года.
Кроме этого, КНР предоставлялся кредит в 300 млн. рублей для закупки оборудования на беспрецедентно льготных условиях – под 1 % годовых
[876]. Наконец, за три месяца пребывания Мао Цзэдуна в СССР неизменно удовлетворялись его просьбы: о помощи советской авиации при переброске войск НОА в Синьцзян, об экономической помощи приграничным районам Китая и т.д
[877].
Уступки советского лидера очевидны. Тем не менее следует учитывать, что в тот период для СССР было жизненно важным удержать свои позиции, завоеванные в годы Второй мировой войны, и получить максимальную отсрочку назревавшей тогда третьей мировой. Прочный союз с самой многонаселенной страной мира был для СССР в тот момент важнейшим фактором устрашения США – потенциального агрессора, безраздельно владевшего атомным оружием. В этом случае "уступки" советского лидера полностью оправдали себя. На долгие годы Сталин стал для Мао Цзэдуна "учителем революции во всем мире" и "лучшим другом китайского народа".
Соответственно, для укрепления позиций нового союзника Советский Союз вынужден был оказать ему масштабную помощь, в том числе – военную. И она была оказана в полной мере. В первую очередь в формировании китайских ВВС и войск ПВО.
Впервые за помощью в создании ВВС (официально образованы 11 ноября 1949 года) китайские коммунисты обратились к СССР летом 1949 года. 1 августа 1949 года в Москву в числе делегации КПК, возглавляемой Лю Шаоци, прибыли авиационные специалисты Лю Ялоу, Чжан Сюэши, Ван Пин'ян и др. с просьбой оказать содействие в создании шести авиашкол (двух бомбардировочных и четырех истребительных), а также в поставке боевых самолетов для формирования ВВС и организации парашютно-десантной части в 800-1000 человек. Свои потребности они оценили в 1200 летчиков и 2000 техников, 200 истребителей и 80 бомбардировщиков
[878]. В это время НОАК обладала лишь 26 боевыми самолетами американского и английского производства (Р-51, "Москито", В-24, В-25, С-46, С-47, АТ-6, РТ-19) и одной авиашколой с 35-40 самолетами, где преподавали 19 японцев
[879].
19 сентября 1949 года по просьбе руководителей КПК советское правительство приняло решение послать военных специалистов в Китай, подбор которых проводился заранее. В конце сентября в Пекине уже работал военный советник генерал-лейтенант П.М. Котов-Легоньков со своим аппаратом, куда входили заместитель главного советника и старшие советники по основным родам войск. К 7 октября были подобраны и специалисты для создания шести летно-технических школ. В целом к концу декабря 1949 года с Народно-освободительной армией Китая сотрудничали 1012 военных специалистов из СССР
[880]
