Вместо того чтобы помогать большевистским злодеям укрепляться в чужих странах, ВЫ МОЖЕТЕ СПОСОБСТВОВАТЬ СВЕРЖЕНИЮ ПРЕСТУПНОЙ ВЛАСТИ КОММУНИЗМА В РОССИИ. А поэтому:
– Ни одного выстрела в восставших немцев! Они – наши союзники в общей антикоммунистической борьбе! Не поддавайтесь на уговоры и провокации коммунистических погонял!
– Переходите на сторону свободы, присоединяйтесь к нам, недавним советским военным, избравшим свободу, вступайте в ряды борцов против коммунизма.
– Да здравствует свобода! Долой коммунизм во всем мире!"
[1345].
В этот день на улицах немецкой столицы произошли первые вооруженные столкновения. Вот как описывает события 17 июня 1953 года один из очевидцев:
"По Вильгельмштрассе я подошел к границе сектора, которая пролегает там непосредственно около огромного здания Управления советской зоной, здания бывшего министерства воздушного транспорта. 30- 40 полицейских в кожаных пальто перекрыли Вильгельмштрассе. А на Принц-Альбрехтштрассе находившиеся там обычно железные шлагбаумы сорваны, и транспорт проезжает свободно под окнами председателя Совета министров Гротеволя.
Через руины я попал на Ляйпцигерштрассе, где – от Потсдамерплац до Фридрихштрассе – царила невероятная сутолока. С горы руин, на которую вскарабкались десятки людей, я посмотрел на людскую толпу. Множество народных полицейских, которые держали друг друга за портупею, оцепили четырехугольную площадь перед входами в здание, где во вторник проводили демонстрацию строительные рабочие. Сзади подъехали три покрашенных в зеленый цвет бронеавтомобиля с угрожающими стволами пулеметов. Впереди же толкаются массы. Я как раз подошел туда в то время, как град камней полетел в правительственные окна и побил почти все стекла на первом и втором этаже. Из зарешеченных входных ворот на Ляйпцигерштрассе полицейский водомет посылает струю.
"Иван, давай!"
Непосредственно после этого по Ляйпцигерштрассе прибыло много грузовиков с красноармейцами. Масса кричит: "Иван, давай! Иван, давай!" Но это был только передовой отряд. Из Вильгельмштрассе, с севера с угрожающим грохотом подъехали шесть советских танков и въехали в Ляйпцигерштрассе по обеим сторонам улицы. Это был сигнал для продвижения вперед многих тысяч полицейских, которые до сих пор были спрятаны во дворах правительственного здания.
Несколькими цепями народная полиция двигается на восток, в Ляйпцигерштрассе и на север, в Вильгельмштрассе, вслед за ними торчащие стволы орудий советских танков, еще дальше позади – много грузовиков с сидящими в них советскими солдатами. С возгласами негодования толпа медленно отходит назад. Но когда народная полиция останавливается после захвата Мауэрштрассе и площади Вильгельмплац, все снова продвигается вперед. Из громкоговорителей слышится: "Все это бессмысленно, Остробородый должен уйти!" Остробородый – это Ульбрихт, генеральный секретарь СЕПГ.
В конце концов советские танки продвигаются дальше без защиты народной полиции и пытаются оттеснить толпу к расположенной поблизости границе секторов. Хотя на свободной территории на Фридрихштрассе им удается разделить массу, но за ними потоки снова сливаются. Под возгласы негодования сотни кирпичей обрушиваются на танки, так что военные предпочитают закрыть люки. Внезапно раздаются пулеметные очереди. Выстрелы повторяются. Народ, который как раз собирался вытащить портреты Гротеволя из разбитых окон одного служебного правительственного здания, начинает разбегаться толпами, но сразу же возвращается назад, как только обстановка становится спокойнее. "Свиньи стреляют в рабочих! И это называется народным правительством", – раздаются выкрики. Другие сообщают, что советские танки въезжали прямо в середину толпы.
На улице Унтер-ден-Линден царит движение. Большие дискуссионные группы стоят перед университетом и арсеналом.
С двумя перекрещенными черно-красно-золотыми знаменами там демонстрировали многие сотни под лозунгом: "Хлеба, дайте нам хлеба, или мы убьем вас". Однако уже в большом облаке пыли к этому месту мчатся три советских танка и четыре бронеавтомобиля. Красноармейцы на грузовиках – со скатанными шинелями через плечо – едут следом. Везде слышны враждебные выкрики. Озлобление нарастает, когда с другой стороны прибывают транспортные автомобили с вооруженными карабинами молодыми народными полицейскими из находящихся на казарменном положении полицейских частей.
На площади Лустгартен, официальном месте парадов СЕПГ, видны следы танков на развороченной земле и на разбитых тротуарах. Цветочные клумбы раздавлены сотнями ног, потому что и там танки вкатывались в толпу, и люди убегали на большую каменную трибуну, где обычно принимали овации Ульбрихт, Пик и Гротеволь. На самом верху трибуны сидя г несколько уставших от демонстрации строительных рабочих с примитивным щитом: "За свободные выборы!"
На улице, ведущей к Александерплац, лежит выгоревший и раздавленный танками легковой автомобиль. На Александерплац находятся в волнении новые массы народа. Сзади я наталкиваюсь снова на плотную заградительную цепь перед президиумом народной полиции.
"Мы бастуем дальше".
Я отправляюсь пешком назад – езда ведь невозможна из-за всеобщей забастовки транспорта, – но тут мне навстречу идут потоком люди, которые ранее стянулись к правительственному зданию с окраинных предприятий. Положение стало серьезным. На Лустгартен трещат выстрелы. Один советский танк прокатывается с улицы Унтер-ден-Линден мне навстречу и стреляет, передвигаясь зигзагом, в сторону городской электрички. Я обхожу Лустгартен и возвращаюсь через Шпиттельмаркт к границе секторов у Галльских ворот. Все еще по улицам идут группы людей, удивительно спокойные. Но со стороны Лустгартен раздаются пулеметные очереди и выстрелы танков. А когда я пересек одну улицу, то увидел танк, стреляющий в направлении Александерплац. Всплыло призрачное воспоминание о первых майских днях 1945 года, когда еще до полного завершения вражды люди возвращались в свои городские районы, а откуда-то все время свистели пули, пролетая по полупустым улицам.
Во время своего путешествия я разговаривал со многими людьми: с жителями многоквартирных домов, расположенных вокруг Александерплац, с рабочими со строительных площадок на Сталин-аллее, с крупных предприятий в Шеневайде, с городских заводов, с большого сталеплавильного комбината в Хеннигсдорфе, который расположен за пределами города и откуда через французский сектор к центральной части города прошла демонстрационная колонна из 12 000 человек (весь персонал, исключая функционеров СЕПГ).
Везде я находил спокойную решимость проводить забастовку до выполнения требований. "Они слишком далеко завели дело и теперь полностью разоблачили себя", – таково было общее мнение"
[1346].
Угрожающая ситуация складывалась не только в Берлине, но и в других городах. Центрами волнений стали, прежде всего, среднегерманский промышленный регион (с городами Биттерфельд, Галле, Лейпциг и Магдебург), Магдебургекая область, в несколько меньшей степени – области Йена – Гера, Бранденбург и Герлиц.
