В то время в Константинополе проживали племянники покойного императора Анастасия, когда-то покровительствовавшего партии «зеленых», Ипатий и Помпеи. Во время мятежа они находились во дворце, и Юстиниан, прекрасно понимая, что стоит Ипатию или Помпею оказаться за его пределами, как племянники Анастасия немедленно станут знаменем восставших, «настоятельно рекомендует» им как можно скорее отправляться домой. Несомненно, василевс понимал и то, что одного из них заставят принять царскую власть, но сознательно шел на это. Рискнем предположить, что он вступил в тайный сговор с Ипатием и Помпеем, хотя вряд ли полностью открыл им карты. Хотя византийские историки не приводят никаких конкретных свидетельств, эту версию подтверждает сам ход событий. В любом случае Ипатий и Помпеи оказались разменной картой в блестящем плане Юстиниана, а несколько сенаторов, изгнанных из дворца одновременно с племянниками Анастасия, тоже стали пешками в этой партии.
На следующий день в народе распространилось известие, что оба племянника Анастасия удалены из дворца. Восставшие немедля поспешили к ним, провозглашая Ипатия василевсом. Затем его повели на площадь, чтобы там он принял царский венец. Однако ни диадемы, ни чего-нибудь подобного, чем полагается увенчивать василевса, не нашлось, и Ипатию, провозглашая его императором Византии, возложили на голову золотую цепь. В разгар ликования на площади появились сенаторы, также изгнанные из дворца, и послышались призывы немедленно идти на штурм дворца. И тогда сенатор Ориген произнес речь, говоря: «Великие дела разрешаются не в короткий срок, но лишь по здравому размышлению и в результате долгих физических усилий, требующих от человека немало времени. Если мы сейчас пойдем на противника, то все у нас повиснет на волоске, мы все подвергнемся риску и за все то, что произойдет, мы будем благодарить судьбу, либо сетовать на нее. Ведь дела, которые совершаются в спешке, во многом зависят от могущества судьбы. Если же мы будем устраивать наши дела не торопясь, то даже и не желая того, мы сможем захватить Юстиниана во дворце, а он будет рад, если кто-нибудь позволит ему бежать».
Был ли Ориген подговорен Юстинианом, неизвестно, но его речь сыграла на руку василевсу. Красноречие сенатора остудило пыл восставших, и Юстиниан избежал смертельной опасности. А далее события разворачивались целиком по его сценарию.
В дело вмешалось новое лицо — евнух Нарсес
[26], который, тайно выйдя из дворца, раздал немало денег представителям партии «голубых», после чего среди единой до этого времени массы восставших начались раздоры.
Ипатий приказал толпе двинуться на гипподром. В изложении Прокопия Кессарийского встречается место, подтверждающее нашу версию о сговоре Ипатия с Юстинианом: «Некоторые говорят, что он с умыслом пошел туда, храня верность василевсу». Придя на гипподром, Ипатий занял царское место и стал принимать приветствия и восхваления громадной толпы. Никому не пришло в голову предпринять хоть какие-нибудь меры предосторожности; напротив, быстро распространился слух (интересно, кто стоял за этим?), что дело приверженцев нового императора выиграно, ибо Юстиниан бежал в Азию. Так что сложившаяся на гипподроме обстановка оказалась куда как подходящей, чтобы нанести сокрушительный удар по восставшим.
Подробное описание того, что произошло в тот день на константинопольском гипподроме, мы встречаем у Прокопия Кессарийского, тем более, что главным «героем» этих событий стал полководец Велизарий — любимый персонаж сочинений Прокопия. «Подумав, он [т. е. Велизарий] решил, что ему следует обрушиться на народ, который стоял на гипподроме, — бесчисленное скопление людей, столпившихся в полном беспорядке. Обнажив меч и приказав сделать то же самое другим, он с криком устремился на них. Народ, стоявший нестройной толпой, увидев одетых в латы воинов, прославленных храбростью и опытностью в боях, без всякой пощады поражавших мечами, обратился в бегство. Как обычно бывает в таких случаях, поднялся большой крик. Поблизости гипподрома находился Мунд, человек смелый и энергичный, сам жаждавший принять участие в деле, но не знавший, что именно ему надлежит сейчас делать. Догадавшись, наконец (по крику), что Велизарий уже действует, он тотчас устремился на гипподром… Ипатиевы мятежники гибли, нещадно поражаемые с обеих сторон. Когда исход дела стал ясен и перебито было уже множество народа, двоюродные братья Юстиниана, Вораид и Юст, поскольку никто уже не отваживался поднять на них руку, стащили Ипатия с трона, и отведя его вместе с Помпеем во дворец, передали василевсу. В этот день погибло более тридцати тысяч человек».
Так в крови было подавлено знаменитое восстание «Ника», самое грозное и масштабное в период долгого царствования императора Юстиниана.
* * *
Для современных историков причины поражения восстания «Ника» ясны. Они считают, что у византийского плебса VI века, который в значительной степени кормился за государственный счет, не было ясно осознанной цели восстания. Для истории же тайной войны несомненно одно: многое решил коварный и безусловно дальновидный план императора Юстиниана. О том, что заговор с Ипатием все-таки был, свидетельствуют события следующего за подавлением восстания дня: солдаты спешно убили и Ипатия и Помпея, а тела их бросили в море. Похоже, Юстиниан торопился избавиться от ненужных свидетелей. Но позднее, словно стремясь загладить свою вину перед ними, он вернул детям Ипатия и Помпея их прежнее положение при дворе и отдал то имущество, которое не успел раздать своим приближенным.
Глава 5.
КОВАРНАЯ ВАСИЛИСА
Феодора (500—548), жена императора Юстиниана, была, несомненно, незаурядной личностью. Бывшая константинопольская актриса, она обладала красотой, которую, по выражению Прокопия Кессарийского, бессильно описать человеческое слово. Молодость ее прошла довольно бурно и долго еще служила излюбленной темой константинопольских сплетен, тщательно собранных и переданных нам Прокопием. Став василисой, она целых 20 лет сохраняла неограниченное влияние на Юстиниана, в самые трудные минуты не раз проявляла смелую энергию и твердость воли, назначала и смещала пап, патриархов, префектов и военачальников и даже вела самостоятельную церковную политику.
Но тех, кто почему-то не угодил Феодоре, ждала неминуемая расплата. Прокопий свидетельствует: «С тех пор как существует род людской, ни один тиран не внушал такого страха, поскольку никто из досадивших ей не смог укрыться от нее. Множество соглядатаев сообщало ей о том, что говорилось и делалось в городе. Когда же она не желала, чтобы наказание виновного стало известным, она делала следующее. Если тот был именит, она, вызвав этого человека, с глазу на глаз препоручала его кому-либо из своих помощников с приказом переправить его в самые отдаленные пределы Римской державы. И тот в неурочный ночной час сажал его, закутанного с головой и связанного, на корабль и отправлялся с ним туда, куда повелела эта женщина. Там, передав своего пленника в еще большей тайне тому, кто был сведущ в подобной службе, он [подручный Феодоры] удалялся, приказав охранять этого человека самым тщательным образом и запретив говорить кому-либо о нем до тех пор, пока либо василиса не сжалится над несчастным, либо он не скончается, измученный годами медленной смерти вследствие невзгод существования в этом месте…».
