Это послание было написано осенью, во время действий под Тулузой. В самый разгар борьбы Иннокентий не сходил с почвы законности; он не увлекся ненавистью к ереси настолько, чтобы забыть человечность и вторить диким выходкам легатов и епископов Лангедока. Несколько раз, разочарованный в Раймонде, папа, видимо, терял всякую надежду сойтись с ним, но Иннокентий часто возвращается на прежний путь примирения. Все уже считали Раймонда развенчанным государем, однако папа выказывает прежнее чувство сожаления к нему. Он входит в его положение. Действия легатов были снова взяты под контроль. И к тому был достаточный повод, притом слишком явный. Арнольд в мае 1212 года сделался архиепископом Нарбонны вместо Беренгария, наконец низложенного. Но с первого же дня избрания он принял на себя функции не духовного лица, а нарбоннского герцога. Это было слишком смело, если не нагло.
Тогда же епископом Каркассона был назначен аббат из Во-Сернэ, в награду за услуги крестовому делу
. Теперь стало видно, что легаты прекрасно, нисколько не стесняясь, умеют сами награждать себя, что их труды не проходят даром. Завеса больше и больше спадает с глаз Иннокентия. Он пишет тому же Арнольду:
«Хотя Раймонд, граф тулузский, и найден виновным по многим статьям против Бога и против Церкви и хотя легаты наши, вследствие его неповиновения и восстания, сами постановили отлучить его самого, а землю передать тому, кто окажется достойным ее, следуя их собственным побуждениям, но даже если доказано, что сказанный Раймонд еретик, еще не доказано, что он соучастник в убийстве блаженной памяти Петра Кастельно, хотя в том и очень заподозрен. Вот почему мы и повелели, что если в известное время явится против него законный обвинитель, то назначить определенный день для оправдания, но по нашему предписанию не было исполнено ничего. Впрочем, мы не понимаем, каким бы образом мы имели право отдавать другим его владения, которые юридически не были отняты ни от него, ни от его потомства. Апостол не желает, чтобы и тень зла была сделана ему, а следовательно, не должно обманом лишать его тех замков, которые он нам доверил. Потому, если последует против графа решение по этим двум пунктам, то в какую бы форму оно ни было облечено, не должно придавать ему никакой силы. По всему надзору твоему, сим апостольским посланием приказываем тебе употребить все усилия к тому, чтобы покончить это дело как можно справедливее и осмотрительнее, так как мы не желаем следовать твоему совету, не хотим и передавать владений сказанного графа кому-либо другому. Мы приказываем также епископу Риеца и господину Феодосию, канонику Генуэзскому, поступать сообразно нашему предписанию. Если же причиной несоблюдения наших повелений служит граф, то должно сообщить ему и прочим, что мы намерены поступать так, как того требуют блага мира и веры, ибо поучать истине мы призваны всегда»
.
В письме к другим легатам Иннокентий, рассматривая сделанные ими распоряжения, находит их преждевременными, пристрастными, вообще несправедливыми. Он не подтверждает отлучения графа, его изгнания и насильственную передачу его владений другому лицу. Он сам не соглашается признать нового архиепископа Нарбонны в звании герцога, чего так бесцеремонно домогался Арнольд, ссылавшийся на свою верховную власть как легата. Иннокентий был отнюдь не расположен прикрывать узурпацию легатами светской власти авторитетом своего имени. Папа продолжал удерживать за собой только замки, данные Церкви в залог, а также графство Мельгейль, которое считал вассалом Рима, передав его теперь Иоанну Бокадосу непосредственно от своего имени с правом собирать доходы, за чем должны были надзирать духовные власти.
Папа и впоследствии, как, например, в июне 1212 года, продолжал сноситься с новыми подданными, которые, конечно, только в письмах благословляли ненавистную им римскую власть. Графство Мельгейль было единственным непосредственным приобретением, которым воспользовался Иннокентий, чтобы вознаградить издержки, понесенные им в альбигойских войнах.
В то время, когда сомнения в правоте действий запал и в душу Иннокентия и когда он стал склоняться на сторону Раймонда, графу тулузскому готовилась поддержка с другой стороны, от Педро Арагонского, только что прославившегося подвигами в войне с маврами. Он был деятельным соратником Альфонса VIII Кастильского в великой битве под Толозой
. Новый архиепископ нарбоннский Арнольд принимал главное участие в битве. Две тысячи рыцарей, десять тысяч конных и пятьдесят тысяч пеших составляли французскую вспомогательную армию.
Христианские силы, предводительствуемые кастильским королем, были огромны. Мусульмане одолели было первым натиском; христиане подались назад, но архиепископ Арнольд, подобно старому Турпену
, сам повел рыцарей в бой. Строй африканцев был прорван, сам Мухаммед ан-Насир едва избегнул плена
. Произошло страшное побоище, армии Мухаммеда больше не существовало, шестьдесят тысяч сарацин покрывало поле битвы. Это было великим днем торжества христианского имени, днем, радостно отозвавшимся во всех концах Западной Европы. Аларкос был блистательно отомщен
.
Королю Педро битва принесла еще более славы, блистательно продемонстрировав его верность христианству и чести. С тем большим авторитетом он мог теперь вступиться за правое дело тулузского графа.
С наступлением лета удача опять повернулась лицом к Монфору: к нему прибыли новые отряды крестоносцев, преимущественно из Франции. Надо было вернуть старые завоевания и сделать новые. Симон отправился на Отпуль. Город был взят на четвертый день после сильного сопротивления жителей, которые разбежались лишь тогда, когда удары таранов сделали дальнейшее сопротивление бессмысленным. Укрепления были разрушены, город разграблен, не успевшие бежать перебиты. Так как дело происходило ночью, сумятица была страшная. В довершение всего крестоносцы сожгли замок
.
Вслед за падением Отлуля были возвращены многие другие замки и между ними Сен-Феликс, Монферран, Сен-Мишель, который был разрушен до основания. Кинувшись на Пюи-Лоран, Монфор вызвал было против себя графа тулузского, который, заняв город своими войсками, видимо, решился защищать его. Но отвага Раймонда исчезла, когда крестоносцы стали сходиться к городу; он поспешно остаавил Пюи-Лоран, а жителей повел за собой в Тулузу.
Монфор нашел город опустевшим. Через десять дней армия снялась с окрестных долин и, увеличив свою численность новыми французскими ополчениями, направилась в путь. Высшее французское духовенство меняло пастырский посох на меч: архиепископ руанский, епископ лаонский и знаменитый проповедник, архидиакон парижский Вильгельм привели Монфору свои и набранные из добровольцев отряды.
Города Рабастен, Монтегю и Гальяк сдались без сопротивления. Граждане Сен-Марселя выслали депутацию, но она не была принята, потому что Монфор решил никогда впредь не вступать ни в какие переговоры с лангедокскими баронами и общинами. Граждане предчувствовали беду, но сохранили геройскую твердость духа. Они не хотели, чтобы их богатства стали достоянием ненавистного врага, — одни спешно вывозили все, что казалось им ценным, другие разрушали свои дома. Монфор нашел опустевший город. Он велел сжечь его, а стены и башни разрушить.
Крестоносцы пошли на соседний замок Гэпи, но, к своему удивлению, и там не нашли «присутствия жизни»
. Монфор велел и здесь исполнить то же самое; город был разрушен и зажжен, а армия двинулась на осаду Сен-Антонина.
