Ход войны с Австрией и ее союзниками поначалу не предвещал ничего хорошего, несмотря на героическую оборону Вальми в сентябре 1792 года отрядами «армии граждан». В декабре король предстал перед судом конвента по обвинению в заговоре против Франции. Все 693 депутата проголосовали за виновность короля, решение же о смертной казни было проведено незначительным большинством. 21 января 1793 года короля обезглавили в присутствии огромной толпы вооруженных граждан.
Учитывая, что над нацией нависла угроза поражения от сил иностранной коалиции, в следующем месяце была предпринята попытка принудительного призыва. Ответом на этот шаг, а также на казнь короля, стало формирование контрреволюционных отрядов в департаменте Вандея на западе Франции. В июне 1793 года Национальный конвент учредил Комитет общественного спасения, обладавший полномочиями правительства и всей полнотой исполнительной власти. В следующем месяце, в условиях роста вандейской армии и угрозы вторжения австрийцев с плохо защищенного северо-востока, комитет объявил, что все граждане Франции и все их имущество поступают в распоряжение правительствах для военных нужд. Это был знаменитый декрет о levee en masse, всеобщей мобилизации, провозгласивший милитаризацию всей страны. Вовлекая в войну всех и каждого, Комитет общественного спасения давал понять, что речь идет не о судьбе режима, или правительства, или какой‑то отдельной фракции, а о будущем самой французской нации. Отсюда следовало, что любая капитуляция перед врагом будет означать уничтожение Франции. Это оставляло только две перспективы: безусловная победа или полное уничтожение — другими словами, тотальная война.
Изменив характер национального государства, французская революция изменила и понятие войны. Французские солдаты отныне дрались не только за территорию или чтобы обеспечить своей стране политический перевес — они придерживались совершенно отличных от противника убеждений о принципах общественного устройства, управления нацией и правах ее граждан. Всякая возможность войны как политической игры, то есть набора манипуляций с соблюдением общепризнанных правил и условностей, безвозвратно ушла в прошлое. Французская армия шла на смерть ради защиты пространства своего почти мифического государства и, кроме того, ради защиты идеалов революции против тирании монархов, аристократов и церкви.
Лето 1792 года и угроза иноземного вторжения изменили ход революции — она целиком и полностью связала себя с войнами, сперва оборонительными, а затем и завоевательными. Хотя по всем законам армия, возникшая из всеобщего призыва, должна была оказаться безнадежно любительской и неумелой, в действительности произошло обратное. Новое государство хотело видеть в вооруженных силах отражение новой Франции и воплощение всех ее принципов. Были проведены реформы, которые дали армии избираемость офицеров, отмену телесных наказаний, повышение жалованья рядовых, суровую подготовку и, что самое важное, продвижение по службе на основе заслуг, а не социального статуса. Если в 1789 году более 90 процентов французских офицеров являлись выходцами из благородных семей, то к 1794 году их число сократилась до 3 процентов. Восемь из двадцати шести маршалов, воевавших впоследствии под командованием Наполеона, в дореволюционной армии имели низшие чины (маршалы Ожеро, Лефевр, Ней и Сульт были сержантами; Журден, Удино и Бернадот, будущий король Швеции, — рядовыми; Виктор служил в полковом оркестре). Этому высоко мотивированному, хорошо оплачиваемому и хорошо подготовленному войску под командованием опытных профессиональных офицеров предстояло захватить и почти разгромить всю Европу
С кризисом лета 1792 года, когда территория Франции была окружена кольцом врагов, а внутренний мятеж угрожающе набирал силу, к концу года удалось покончить. Восставшие отряды в Вандее, сопротивление в Лионе, Бордо. Марселе, Тулоне и других южных городах безжалостно подавили. В число жестоких методов расправы входило сжигание деревень, заподозренных в симпатиях мятежникам, печально знаменитые noyades (утопления) — около 2 тысяч жертв согнали на баржи и пустили на дно Луары, — расстрел на краю массовых могил, а также введение политического правосудия через революционные трибуналы.
Пока армия заботилась о безопасности Франции, члены Комитета общественного спасения, и в первую очередь Жорж Дантон, главная фигура Комитета с апреля по июль 1793 года, и его конкурент Максимилиан Робеспьер, сумевший сместить Дантона, были заняты укреплением своей политической власти, ликвидируя оппонентов с помощью нескончаемого, как казалось, потока казней. Террор, как стали называть этот режим, продолжался с июня 1793–го по июль 1794 года. Парижская гильотина заслужила дурную славу у потомков, однако следует заметить, что подавляющее большинство из 35 тысяч французов, лишившихся жизни за время Террора, погибли в ходе гражданской войны во французских провинциях.
Во многом спровоцированный логикой развития реальных событий. Террор в то же время представлял собой устрашающий отсвет мрачной оборотной стороны руссоистского учения — теории, согласно которой подлинное освобождение человека возможно лишь тогда, когда общая воля возобладает над индивидуальной. Начало Террора стало точкой, после которой абстрактная забота о человечестве, казалось, полностью вытеснила любую заботу о конкретных людях. Час за часом, день за днем процессии повозок тянулись от революционного трибунала к площади Революции, откуда другой караван увозил обезглавленные тела. Приговоренные поднимались по ступням на помост, где их привязывали к доске и укладывали в горизонтальное положение; доску придвигали по направляющим, чтобы зафиксировать голову жертвы, и отпускали нож. После этого, по свидетельству очевидца, с невероятной ловкостью и скоростью два палача спихивали тело в корзину, а третий бросал туда же голову».
Оппоненты режима никоим образом не были ни роялистами, ни реакционерами. Основная масса приветствовала многие реформы, которые принесла с собой революция. Земельные реформы, освободившие огромные массы крестьянства от ненавистной феодальной или сеньоральной системы, и распределение феодальной и церковной собственности между простыми людьми заслужили парижскому режиму широкую популярность среди сельского населения. Однако закрытие церквей, запрет на богослужения и «дехристианизация» Франции восстановили против него многих потенциальных сторонников в аграрных регионах. В южных городах депутаты–жирондисты, у которых якобинцы перехватили контроль над Конвентом, попытались поднять мятеж. Несмотря на наличие демократически избранного Конвента, политическая оппозиция могла реализовать свои требования только насильственными действиями, и потому любого, кого подозревали в несогласии с режимом, ждали обвинение в измене Франции и неминуемая казнь.
Террор был методом, к которому прибегли якобинцы для удержания власти, но он же являлся необходимым элементом попытки придать несовершенному миру совершенный разумный порядок и наделить политическую деятельность моральным смыслом. Революционный режим реализовал такие меры, как прогрессивное налогообложение, учреждение финансируемых государством школ и мастерских, введение пенсий и помощи голодающим. Но если эти черты справедливого строя вполне отвечали ожиданиям французов и гармонировали с их традиционным укладом, то желание полного обновления, выразившееся, к примеру во введении нового «рационального» календаря (и, кстати, метрической системы мер и весов), шло с ними вразрез. В своем безоглядном желании принести обществу справедливость и порядок якобинцы оказались неспособны увидеть разницу.
