На самом деле будущее было за финикийским алфавитом, адаптированным арамеями, и за самим арамейским языком. Начиная со времени правления Кира официальные указы персидской канцелярии и дипломатическая корреспонденция писались обычно на арамейском языке. Сотни табличек из Персеполя, исписанные чернилами, являются свидетелями его использования в архивах в сердце империи. Этот язык можно обнаружить в виде текстов, написанных ручкой на глиняных табличках вавилонскими буквами; он выступает в роли легкочитаемого ярлыка для более трудной клинописи. Надписи на арамейском языке часто встречаются в Северной Сирии и Киликии, реже — в Каппадокии, Пафлагонии, Мизии, Лидии и Памфилии. Греческие наемники принимали монеты с арамейскими надписями, и, когда Великий царь писал грекам, его письма, вероятно, переводили с обычного официального языка. В течение какого-то времени арамейский язык угрожал Египту, но возрождение египетского национализма повернуло эту волну вспять. Когда клинописные таблички исчезли в самой Парсе, Гатхи и гимны свелись к письменности — и это была одна из форм арамейского языка. О том, что древние священные книги были зафиксированы в письменном виде до Александра, напоминает легенда о том, что захватчик сжег главные свитки.
Греческие язык и искусство на Востоке
Армейский язык никогда не занимал ведущего положения в Малой Азии, где, как в Египте, национальное чувство сохранило лидийские и ликийские буквы и языки для надписей. Но здесь все возрастающее использование греческого языка стало предзнаменованием грядущей эллинизации мира. Карийский язык исчез, уступив место греческому. Ликийские надгробные надписи время от времени делались и в краткой греческой версии. Монеты, выпущенные персидскими сатрапами для греческих наемников, иногда несут на себе только греческие надписи.
Независимый Египет под властью последней великой династии оставался свободен от каких-либо явных проявлений греческого влияния на искусство. Это же можно сказать и о Палестине, так как несколько черепков греческих горшков, привезенных греческими наемниками для вина и масла, не свидетельствуют об обратном. Стратон Сидонский был филэллином. Мы без удивления находим человекоподобные саркофаги, головы которых, безусловно, скопированы с греческих оригиналов; они относятся к шестидесятым и более поздним годам, хотя другие, относящиеся к этому же периоду, также явно египетские. Монеты из Западной Азии почти все без исключения отчеканены греческими штамповщиками, о чем нам неутешительно сообщают путаные восточные надписи. Их основные идеи без исключения чисто греческие, а когда они восточные, то их явно трактуют по-гречески. Божеств, без сомнения, восточного происхождения внешне нельзя отличить от их греческих аналогов, а их немногим восточным чертам придан греческий оттенок. На первый взгляд Баал из Тарса, например, вполне мог быть настоящим эллинским божеством, несмотря на его анатолийское происхождение и арамейское имя.
Медкарт из Тира быстро превратился в греческого Геракла. Ахурамазда, возможно, сохранил свой облик, который у него был в Персеполе, но его трактовка была всецело греческая.
Западное побережье Малой Азии было внешне эллинизировано. В ликийском искусстве сохранилось несколько указаний на его исконный, «вырубленный из камня» характер, но греческие скульпторы или их способные ученики стали родоначальниками такого высокого искусства, что его безоговорочно принимают за эллинское. Мавзолей в Галикарнасе, украшенный четырьмя самыми известными скульпторами того времени, представляет собой вершину доэллинского искусства. В противоположность этому впервые иранские земли демонстрируют развитие в основном истинно народного искусства.
На протяжении этих последних лет западное побережье Малой Азии оставалось частью империи Ахеменидов. В наших источниках упоминаются персидские сатрапы и чиновники, а также военачальники наемников и тираны. И хотя в них часто говорится о внутренних беспорядках и набегах извне, они не должны вводить нас в заблуждение. Греческие города в Малой Азии процветали при персах, несомненно, потому, что их власть часто была формальной.
В поисках доказательств нам не нужно ходить далеко, достаточно взглянуть на храмы. Огромной постройкой того времени был храм Артемиды в Эфесе. После его намеренного сожжения Геростратом в 356 г. до н. э. он был отстроен заново жителями города на средства от выгодной продажи его старых колонн и женских украшений, и он стал еще более великолепным. Архитекторами были Деметрий и Пеоний. Весь алтарь храма был заполнен статуями и барельефами работы Праксителя. Фрасон построил часовню Гекаты и сделал восковые изображения Пенелопы и старухи по имени Эвриклея. На службе у многогрудой богини были евнухи-жрецы, которые по-персидски назывались «мегабизы», и их девственные помощники.
Почти в равной степени известный храм Аполлона в Дидиме близ Милета, разрушенный Дарием I после восстания ионийцев, поднялся из пепла благодаря трудам Пеония Эфесского и местного жителя Дафниса. Пифий построил огромное святилище Афины в Приене. Сохранившиеся до наших дней остатки этих и схожих с ними построек демонстрируют богатство и хороший вкус греков в последние дни персидского владычества.
Азиатские греки и эллинизированные варвары были покровителями изобразительных искусств. Мы уже встречались с Мавсолом Карийским, а также с великими скульпторами, которые украшали мавзолей. Говорят, что Скопас сделал много других статуй в Карии и Ионии. Вдобавок у нас есть упоминание о статуе Аполлона Сминфейского в Хрисе и еще одной — статуе Лето и ее няни в роще Ортигии неподалеку от Эфеса. Пракситель изваял Афродиту для неустановленного города в Карии, позднее ставшего известным у Латмоса как Александрия. В Патаре Бриаксис установил скульптурную группу, состоявшую из Зевса, Аполлона и львов. Сфеннис из Олинфа изваявл для Синопа фигуру его героя-основателя Автолика. Это все были европейцы, работавшие в Азии. Местные скульпторы — Фаракс из Эфеса и Миагр из Фокеи специализировались на статуях атлетов из бронзы.
Европейских скульпторов также вызывали для работы на европейских стройках. Милетцы наняли скульптора Сатироса, когда задумали устанавливать статуи Идриэя и Ады в Дельфах. Неизвестный ученик Скопаса вырезал барельефы тех же правителей для Тегеи. «Перс Митрадат, сын Родотата, посвятил музам бюст Платона, который сделал Силанион», — гласит скопированная надпись; его отцом был, вероятно, сатрап Оронтобат, а посвящение было сделано в академии в Афинах, родном городе Силаниона.
Не пренебрегали и малыми искусствами. Пока на иранских землях изготовляли превосходные бронзовые вазы, более бедные греки работали главным образом с глиной. Их художественный гений восторжествовал над их бедностью и сделал каждую отдельную вазу драгоценным сокровищем. Изящная словесность проигнорировала имена этих поистине великих художников, которые можно было бы собрать с подписанных ими произведений, и даже при этом многие прекрасные художники остаются анонимами. Например, фрагмент из «Чикагского художника по вазам» был признан в Палестине.
И хотя вазы по-прежнему были ограничены в основном территориями, принадлежавшими Греции, иногда их вывозили, так что они помогают датировать зарубежные места раскопок. Одна группа, датируемая началом века, представляет особый интерес. Ее обычно называют Керченской группой, потому что много ваз были найдены в древнем Пантикапее в Восточном Крыму, но примеры ее особого стиля обнаружены по всему Средиземноморью. Из-за того, что одна такая ваза подписана Ксенофонтом Афинским, центром этой школы считались Афины. Что отличает эту группу, так это интерес к персам. Примечательна большая ваза, на которой изображен Дарий и его придворные. В целом рисунки на вазах в начале IV в. до н. э. показывают, что драпировки начинают занимать на Востоке большое место.
