Первым делом я схватил за шкирку того, кто на плече, и визжащего сунул в пакет (как Мишка-то не проснулся?). Потом налил еще молока и сел, готовый к решительным действиям. Но бесенята не спешили пить молоко. Они пикировали сверху на меня (только что под шкафом сидели!): один, другой... десятый! Я хватал их и пихал в пакет. Один ловился, трое разбегались. Через минуту пакет был уже полный, визжащий и танцующий, а бесенят все не убывало. В конце концов я плюнул, выкинул пакет в окно, и пойманных бесенят стал кидать туда же по одному. Вот сейчас Мишку-то простужу! Бесенята пикировали, я хватал их и кидал на улицу, а они все не кончались.
– Это что! В родительской комнате вообще две сотни, да еще полстолько у бабушки с Ольгой! – хладнокровно заметил потолок. У меня не было времени ему отвечать, я занимался метанием бесенят. Последний отказался на меня прыгать. Он вразвалочку подошел к блюдцу, взял его в лапы, выпил, обливаясь и хлюпая, вытер морду о занавеску и невозмутимо вскарабкался на Мишкину постель. Во наглёжь, а? Я встал на табуретку у кровати, протянул руку... Хитрый бес шмыгнул под одеяло. Ну вот, приехали, сейчас я Мишку разбужу. Испугается ведь парень, увидав такую красоту в своей постели! Ладно, не станем переворачивать одеяло, будем умнее. Я взял пакет молока, встал у кровати и поманил бесенка. Из-под одеяла высунулась черная лапка, схватила пакет и потянула к себе. Я не отдавал. Лапка потянула сильнее. Я не отдавал. Лапка потянула еще и...
– Димон, с ума сбесился?! Бабушке скажу!
Первым делом я схватил бесенка за лапу и выкинул в окно. А потом уже цапнул салфетки из-под перевернутого стола и подскочил к Мишке:
– Что такое? Тебе приснился кошмар, вон вспотел весь! – Я лихорадочно вытирал молоко с Мишкиной физиономии. – Все будет хорошо, это из-за переезда кошмары снятся. Завтра уже привыкнешь, и все будет, как раньше.
– Ты меня поливал молоком... – бухтел сонный Мишка.
– Что ты?! – удивился я, прикрывая спиной пакет молока на подоконнике. – Тебе приснилось! Сам посуди, разве я мог?
– Не мог, – согласился Мишка. – Ты бы взял воду для цветов, она ближе.
– Вот видишь! – (Как моего братца легко убедить!) – Я же говорю – сон.
– Угу. Спокойной ночи.
– И тебе.
Минут пять я стоял, боясь шевельнуться: наблюдал, как засыпает Мишка. Потом глянул на потолок. «У тебя еще две комнаты, полные бесенят!» Спасибо, что напомнил.
Родители и тем более бабушка с Ольгухой – это вам не Мишка. Их так запросто не польешь молоком и не скажешь: «Тебе приснилось». Я не представляю, как буду оправдываться, если вдруг кого-нибудь из них разбужу. Сделаем проще.
В пакете осталось на добрый стакан – должно хватить. Я вышел в коридор. Двери родительской и бабушкиной комнаты были почти рядом. Главное – лить не слишком щедро. Плеснул молока на пол, надеюсь, бесенята хорошенько его вылижут. Две молочные дорожки от разных дверей соединились в одну к середине коридора, вышли по лестнице (хорошо жить на первом этаже!) во двор. Пакет я оставил там же, подпер камушком дверь подъезда и стал ждать. Надеюсь, сработает, потому что ловить три сотни бесов по одному – это слишком. Да и молока больше нет. Я присел на лавочку у двери подъезда: ну где вы, бесы?
Бесы были тут как тут. Маленькие, шустрые, как мыши, они выходили шевелящейся тучей. Ну и как их считать?
Я сообразил, что, если буду ждать всех здесь, они могут и вернуться. Надо дежурить у двери квартиры, чтобы захлопнуть ее за последним бесенком. Продираясь сквозь шевелящуюся кашу (гадость какая), я оказался у двери. Тут уже никого не было, зато сверкал вылизанный пол. Вроде все. Захлопнул дверь, прошел к себе.
– Все, потолок?
«Бесы – все. Но к Мишке идет бабай».
Я хотел переспросить: «Какой-такой бабай?» – но кто-то хлопнул меня по плечу.
Глава VI
Зато он ловит мышей
Конечно, в детстве я читал стишок про Бармалея, смотрел фильмы про Кинг Конга и Фредди Крюгера, я видел Ольгуху в бигуди и бабу Нюру на пляже. То есть до последнего момента у меня были все основания полагать, что я не трус. Но вид бабая заставил меня изменить мнение. Он стоял близко, так что я слышал запах его волос (мох, мыши и зола), и выглядел так, что караул. Кинг Конг, Фредди Крюгер и дядя Паша-лесник в одном флаконе. В его мшистой бороде бегали муравьи, а в волосах росла клюква. Жуткое лицо, все в ожогах, как будто его лупили горячим утюгом. Руки-ноги если не деревянные, то по цвету очень похоже, и лапти, как поленья, огромные.
Нет, я не завопил – побоялся разбудить Мишку, не соображая, что он уже не спит, а брыкается у Бабая в заплечном мешке:
– Димон, кончай прикалываться! Че за фигня, Димон!
Наивный, думает, это я его поймал и сейчас утащу в лес. В лес?!
Бабай придирчиво оглядел меня, ткнул в грудь грязным пальцем:
– Великоват. – И выпрыгнул в окно. Я только сейчас заметил, что оно открыто.
«Чего стоишь? За ним!» – написал потолок, и я послушно рванул к окну. Подбежал, обернулся...
«Куда ты, чумовой! Хоть веник возьми!»
– Какой веник?
«Какой?! Пешком не догонишь. Не положено вообще-то, но в экстренных случаях можно. Смотри, чтобы никто из управы тебя не увидел».
– Из какой управы... Ой, он уходит!
«Неважно! Бери веник, садись верхом – вмиг догонишь!»
Я сбегал на кухню, схватил веник, вернулся к себе, встал перед окном, оседлал веник (ой, как же это все долго!)...
«Лети!» – написал мне потолок.
Ну я так ногами оттолкнулся, что тапочку потерял. В ушах залихватски свистнуло, рвануло назад (еле удержался!), в лицо ударила струя холодного воздуха. Назад уже не рвало, а так, потягивало. Я крепче ухватился за веник. Что там потолок писал про «не положено»? Ой, не положено летать на вениках осенней ночью в одних трусах. Холодно потому что. Пальцы заледенели в момент, и зубы начали стучать, какая тут радость полета? Чего меня сюда понесло? Ах, да, Мишка! Я наконец сподобился посмотреть вниз – прикольно. Крыши домов были близко-близко, я едва не скреб их пятками. Бабай улепетывал через двор, в свете фонарей я отлично видел его громоздкую фигуру, которая теперь была жирной точкой. Вот спикирую сейчас ему на шею, схвачу мешок – и домой. Удержать бы только!
Я чуть наклонил вперед ручку веника и камнем полетел вниз. Бабай все еще бежал через двор, я на венике его настигал. Чтобы схватить мешок, надо хотя бы руку освободить, а я не мог: летел, вцепившись в веник, отпущу – свалюсь же. До спины бабая остались считаные метры, если сейчас не отпущу этот проклятый веник...
* * *
Меня дернуло вперед, назад, двинуло по лбу вениковой ручкой.
– Ой! Что творишь, Уй-ияси-джан?! – Бабай наклонился надо мной. Я лежал на земле, придавленный веником. – Прости, не признал сперва, думал – ребенок. Сказал бы, что ли, чем по воздуху за мной гоняться. Прости, дорогой!
