Издевался, зараза. В глубине глаз плескалось веселье, но лицо оставалось спокойным.
– Я же легко одета!
– О, прости, я и не заметил.
Вот честно, захотелось совершенно по-детски надуться!
Но то, что Рикард сделал дальше, вообще не укладывалось в концепцию романтического вечера. Он вдруг поднялся, прошел к шкафу и извлек оттуда один из своих свитеров. Ума не приложу, откуда он его взял, но подозреваю – успел куда-то уже сходить.
Рик подошел и нацепил на меня эту черную бесформенную вязаную… ерунду! В окне слабо отражалась вся комната, и я с тоской поняла, что теперь выгляжу не как привлекательная молодая девушка, а как чучело. Впору в огороде огурцы охранять и вредителей отпугивать.
– Итак, Сырочек, что там с идеями?
– А? – Я моргнула.
– Идеи для лавки. Ты же пришла, чтобы их обсудить?
Да, пришла. И совершенно не ожидала того, что последовало за этим вопросом:
– Знаешь что, а иди-ка ты!
Я подскочила на глазах изумленного Рикарда.
– Ты приехал за мной в Эрстен-град, жил за моим забором, выкупил мою лавку, переселил к себе всех моих друзей, а когда я решила сделать тебе шаг навстречу, ты надо мной издеваешься! Хватит! Достаточно удовлетворил свою жажду мести? Так вот, Рикард Тентен, я больше не собираюсь за тобой бегать! Что ж, своего ты добился, я пожалела, что разорвала нашу помолвку. Потому что не надо было вообще на нее соглашаться! Ты – эгоистичный, беспринципный болван, который любит издеваться над людьми, и я больше не желаю тебя видеть!
Развернулась на каблуках и рванула прочь из комнаты. Прочь от этого человека, который никак не мог уйти из моей головы, прочь от насмешек! Как я сразу не догадалась? Наивная идиотка. Рикард ведь прямо говорил, что будет ждать, когда я приду. Я думала, он выкупил лавку, чтобы заставить вернуться к нему. А он решил дождаться, когда я прибегу сама, исполненная чувств, и поиздеваться! Ну уж нет, такого удовольствия я ему не доставлю.
Как добежала до комнаты, не помню. Но заперлась, словно чувствовала, что через полминуты в нее с жутким грохотом врежется Рикард. Как бы не так! Двери в доме Спрингвиллов без разрешения хозяина могут открыть только родные. А Рикард – увы и ах – навсегда лишился возможности стать нашим родственником.
И раз уж в комнате меня никто не видел, я снова залезла под одеяло и начала реветь. Похоже, это день был такой, посвященный разборкам с мужчинами и слезам.
– Николь! – доносились до меня какие-то попытки выйти на разговор. – Да я просто пошутил! Никки! Сырочек, открой дверь!
Но увы, я уже купалась в жалости к себе. Было так грустно и тоскливо, что пореветь казалось единственным выходом. Наверное, я слишком сильно переволновалась в последнее время, и нервы уже не выдерживали.
Сколько так провалялась, не знаю, но в один прекрасный момент вдруг услышала, как дверь медленно открывается. Рикард нашел-таки способ меня достать?!
Но это оказался не Рикард, а папа. Я высунула из-под одеяла голову и встретилась с ним взглядом.
– Николь? Ты плачешь? – нахмурился он. – Что у тебя случилось?
– Все нормально, – прогундосила я, ибо после рыданий нос оказался напрочь забит.
– А то я не вижу, нормально у тебя все или не очень. Не можешь же ты рыдать из-за утреннего скандала так долго. Так что у вас стряслось?
– У нас?
– Дочь, – на меня строго посмотрели, – с матерью ты в жизни не скандалила, а кот твой хоть и пакостное создание, все ж животное.
– Рикард тоже животное, – пробурчала я. – Козел.
Судя по лицу папы, он явно не ожидал, что дочка за полгода поднабралась веселых словечек.
Но он быстро справился с удивлением, сел на краешек кровати и приготовился слушать. Я помолчала, размышляя, как бы подать информацию попонятнее. Потом не выдержала и протянула:
– Меня никто не лю-ю-юбит.
– Совсем никто?
Папа в своей манере. Ему надо все знать с предельной точностью. Никто не любит? А ты точно всех опросила?
– Совсем, – вздохнула я.
– Врешь.
– Не вру! Рикард надо мной издевается.
– Так и говори, что с ним поцапалась, а не «меня никто не любит». Иначе буду думать, что Рикард у тебя приравнен по ценности ко всему миру.
Я снова зашмыгала носом и попыталась скрыться в недрах кровати.
– Куда пошла?
Папа пробормотал себе под нос что-то про легкомысленных девиц и расшатанные нервы. Но улегся рядом и пристроил меня под теплый бок. Меня окутала смесь двух ароматов: папиного табака и парфюма Рика. Вместе они создавали странный приятный запах, от которого по телу разливалось спокойствие.
– Давай рассказывай, – вздохнул отец.
Вкратце я пересказала события последнего времени. Правда, опустив те моменты, в которые хотела Рикарда поцеловать. О таком отцу рассказывать как-то неловко. Потом меня понесло, и за компанию я еще рассказала о Кристиане, Берноне (не упомянув, что он принц), Камилле. Скрасив, конечно, нюансы. Папе совершенно необязательно было знать, что мы живем в будущей таверне, в которую кидаются камнями люди мэра. То есть я помнила слова Дрю о том, что надо рассказать об опасности и позволить отцу снова стать защитником единственной дочурки. Но хватит с меня, хорошенького понемногу. Даже не могу вспомнить, когда в последний раз мы так болтали. Я была, наверное, еще совсем ребенком.
– Нет, Никки, Рикард не стал бы над тобой издеваться. Дразнить – может быть, воспитывать – легко. Но он не издевается со злостью. Я давно его знаю, он добрый парень, хоть и несколько… замкнутый. Но если бы я не был уверен в том, что рядом с ним ты под защитой, я бы не разрешил вашу помолвку.
– Добрый, – пробурчала я. – Ага, как же.
– Не меряй доброту внешними проявлениями. Тот, кто улыбается тебе, не всегда желает добра.
Я вспомнила мэра Нейстикса и поежилась. Да, это верно сказано.
– Рикард – сложный человек. Но не лишенный плюсов. Я не верю, что он хотел тебя обидеть или унизить. Он, конечно, не пришел в восторг, когда ты сбежала практически с церемонии, но ты знаешь, мог бы закатить скандал и тебя опозорить, а бросил все и уехал. Довольно адекватный шаг, не находишь?
– Возможно…
– Николь, он не привык к таким, как ты. Ты оказалась слишком своенравной и куда более интересной, чем он, да и мы все представляли.
– А что случилось с его девушкой?
Мне было жуть как любопытно, но спрашивать у самого Рикарда не решалась. А тут такой момент откровенности с отцом. Уж он-то в курсе, они ведь друзья.
