За три с половиной месяца была подготовлена сотня лжесвидетелей. Созданная система ложных доказательств вины немцев должна была обеспечить сохранение этой версии как советской официальной позиции.
В январе 1944 г. понадобилось срочно придать ей завершенный вид. Красная Армия продвигалась по территории Польши. 5 января под давлением западных союзников польское правительство в эмиграции сделало заявление о готовности восстановить нормальные отношения с СССР, наладить взаимодействие Армии Крайовой с Красной Армией. В любой момент могло заявить о себе Катынское дело — тягчайшее наследие пакта Молотова—Риббентропа и раздела Польши, попытки ликвидировать Польское государство и его армию. Сталинское руководство решило придать этому делу вид законного и объективного расследования и, нейтрализовав обвинение в свой адрес, использовать это дело в своих политических целях. Для этого было решено воспользоваться авторитетом ряда крупных деятелей науки и культуры, занятых в Чрезвычайной государственной комиссии установлением и расследованием злодеяний гитлеровцев. Один из ее членов — главный хирург Красной Армии академик Н.Н. Бурденко сам заинтересовался обстоятельствами Катынского дела. Он усмотрел в нем аналогии с массовыми расстрелами советских граждан периода оккупации, о чем и написал Молотову.
Изложенная в „Сообщении Специальной комиссии...“ версия, обязывавшая более 50 лет, была подвергнута верификации.
Наиболее обстоятельный и глубокий ее анализ был сделан в датированной апрелем 1988 г. польской „Экспертизе Сообщения Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров“, проведенной профессорами Я. Мачишевским, Ч. Мадайчиком, Р. Назаревичем и М. Войчеховским. В ходе прокурорского расследования еще до обнаружения постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. ее аргументы были обстоятельно рассмотрены и перепроверены.
Во время предварительного следствия по настоящему делу соображения, сомнения и выводы польских экспертов, изложенные в „Экспертизе...“, нашли полное подтверждение. Следует сразу подчеркнуть, что они базировались на огромном доказательном материале, собиравшемся более сорока лет и обобщенном в многочисленных польских и западных публикациях. Это позволило не оставить камня на камне от всей системы доказательств комиссии Н.Н. Бурденко. Обстоятельства преступления были проанализированы самым тщательным образом. Ложная версия о содержании польских военнопленных до сентября 1941 г. в трех лагерях особого назначения с использованием на дорожно-строительных работах и о проведении расстрелов немцами была убедительно опровергнута.
Вполне аргументированными были признаны выводы об использовании лжесвидетелей, о безосновательности цифры захороненных в Катынском лесу жертв, о поверхностности проведенных комиссией работ и полной неубедительности перекладывания вины за катынское злодеяние на какое-то немецкое воинское подразделение. Не вызвала сомнений польская экспертиза вещественных доказательств, была обоснованна неуверенность в подлинности якобы подтверждавших вину немцев девяти документов, будто бы найденных на шести трупах 16—21 января 1944 г. и относящихся к периоду от 12 ноября 1940 г. до 20 июня 1941 г.
Подробное описание этих девяти документов приводится в отдельной главе сообщения комиссии Бурденко
{45}. На эти документы делались ссылки на заседании Международного военного трибунала в Нюрнберге как на доказательства вины немцев в расстреле польских военнопленных в Катыни. Но реально они нигде не предъявлялись и их копии не публиковались. Проведенные в ходе настоящего следствия изучение этих документов и сопоставление их с другими материалами показали, что все они сфальсифицированы.
На трупе № 53, исследованном экспертом Зубковым, была „обнаружена неотправленная почтовая открытка Станислава Кучинского от 20 июня 1941 г.“. При ее внимательном изучении читается полное имя ее отправителя — „Станислав Станиславович Кучинский — Искандер Бей“. Дословное прочтение и обнародование инициалов Кучинского имело важное значение, так как в каждом из трех лагерей содержались однофамильцы Кучинского Станислава. Но этого умышленно сделано не было, чтобы создать видимость, что в Катыни захоронены военнопленные не только из Козельского, но и из Старобельского и Осташковского лагерей, а также чтобы скрыть фальсификацию. Обнаруженный в ходе следствия документ — служебная записка Федотова и Ильина Хохлову от 10 февраля 1940 г. показывает, что Кучинский Станислав Станиславович — Искандер Бей не был расстрелян и захоронен в Катыни. По распоряжению Берии от 16 февраля 1940 г. он был переведен в Москву и в дальнейшем использовался в интересах НКВД, поэтому в любое время мог написать требуемое письмо
{46}.
На трупе № 92, исследованном экспертом В.М. Смольяниновым, было обнаружено письмо Софьи Зигонь от 12 сентября 1940 г., в котором она просит сообщить о местопребывании ее мужа, Томаша Зигоня. Из описания документа на стр. 51 сообщения видно, что на нем эксперты обнаружили резолюцию: „Уч. установить лагерь и направить для вручения 15.XI. 1940 г.“ Однако резолюцию фиолетовыми чернилами: „Направить в Управление по делам военнопленных“ — эксперты в описании не указали. А она-то меняет весь смысл этого документа. Следствием установлены указания Сопруненко о направлении всех писем родственников расстрелянных военнопленных в УПВИ НКВД, где они затем уничтожались или использовались в иных целях
{47}. Кроме того, военнопленный Зигонь (Зыгань, Зигань) Томаш по спискам Старобельского, Козельского и Осташковского лагерей НКВД не значится и поэтому не мог быть захоронен, в частности, в Катыни. Из этого следует, что это письмо, равно как и открытка Кучинского, в захоронения подброшено.
На трупе № 71, также исследованном экспертом Смольяниновым, был обнаружен молитвенник с вложенной в него бумажной иконкой и проставленной на ней датой — 4 апреля 1941 г. Доказательность этого „документа“ также вызывает сомнения, поскольку не был указан и приобщен к делу другой документ, найденный на этом трупе, — конверт с почтовым штемпелем от 29 февраля 1940 г., который значится в секретной „Описи документов и предметов, обнаруженных экспертами судебно-медицинской экспертизы при вскрытии могил и исследовании трупов в Катынском лесу с 16 января по 21 января 1944“
{48}.
Наконец, на трупе № 46, исследованном экспертом Зубковым, как видно из сообщения и секретной описи, „обнаружена“ квитанция от 6 апреля 1941 г., выданная лагерем № 1-ОН, о приеме от Арашкевича денег в сумме 225 руб., и выданная тем же лагерем квитанция от 5 мая 1941 г. о приеме от Арашкевича Владимира Рудольфовича золотых часов. На обороте этой квитанции имеется отметка от 25 марта 1941 г. о том, что часы проданы „Ювелирторгу“, что сразу делает подделку очевидной. Даже если предположить, что при переводе Арашкевича из Старобельского лагеря в лагерь № 1-ОН вслед за ним переслали квитанцию, которая, в принципе, должна была быть выдана на руки военнопленному и храниться непосредственно у него, то и в этом случае просматривается несуразность этой схемы. Дело в том, что для отчетности в лагере о проведенной финансовой операции по продаже часов „Ювелирторгу“ администрацией должна была быть выписана новая квитанция, копия которой и могла находиться у военнопленного.
