Книга Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях, страница 33. Автор книги Инесса Яжборовская, Анатолий Яблоков, Валентина Парсаданова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях»

Cтраница 33

Вводя «новый порядок», нацисты положили в основу оккупационной политики следующие принципы: уничтожение этнического облика захваченной территории и национального самосознания поляков, истребление активных политических деятелей и национальной интеллигенции, низведение народного образования до минимального уровня, ассимиляция части местного населения, физическое истребление большого числа «непригодных к германизации» (и, действительно, они успели уничтожить не менее 4,5 млн. человек), превращение захваченных земель в резервуар дешевой рабочей силы (для чего вывезли из них 2.357 тыс. человек) и аграрный придаток империи {64}. Все это, как достаточно типичные проявления тоталитарного или автократического режима, могло не вызывать у Сталина идиосинкразии. Но чем объяснить грубейшие деформации, ошибки и просчеты во внешней политике, неумение сталинской верхушки реалистически оценить перспективы приближающейся угрозы нападения гитлеровской Германии, создающей на польской территории плацдарм для нападения на СССР? Идеологемы, просматривающиеся в конъюнктурном «теоретизировании» В. Молотова на заседании Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г., убедительно показывают, что сталинское руководство само стало жертвой созданных летом—осенью идейно-политических стереотипов. Поражает уверенность в прочности «базы взаимных интересов» с Германией, вера во взаимодействие с «сильной Германией» как «необходимое условие прочного мира в Европе». Кризисная деформация идеологических устоев и эклектизм подходов со всей очевидностью проступают через противоречия в оценках сентябрьской ситуации: с одной стороны, повторяется утверждение, что якобы «наши войска вступили на территорию Польши только после того, как Польское государство распалось и фактически перестало существовать», а с другой — испытывая явную эйфорию по поводу действий советских войск в Польше, Молотов сообщает уже на второй минуте доклада о военных успехах РККА, об ее участии в разгроме Польши. Он произносит хрестоматийные фразы: «Правящие круги Польши немало кичились „прочностью“ своего государства и „мощью“ своей армии. Однако оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей». Польша, ассоциировавшаяся с Версальской системой, осуждается за «традиционную политику лавирования между Германией и СССР», которая «полностью обанкротилась», в то время как в действительности ей просто не оставалось места между ликвидаторами Версальской системы, действовавшими силовыми методами, с полным пренебрежением международным правом. Молотов, признавая, что «при боевом продвижении Красной Армии по этим районам у наших воинских частей были местами серьезные стычки с польскими частями...», настаивает на трактовке советской политики как нейтралитета и обещает проводить эту политику и в будущем, одновременно отрицая связь войны с защитой Польши и ее восстановлением. Он обвиняет в агрессивности Англию и Францию, выставляя защитником мира Германию, а также подписывая окончательный приговор Польше: «О восстановлении старой Польши, как каждому понятно, не может быть и речи. Поэтому бессмысленным является продолжение теперешней войны под флагом восстановления прежнего Польского государства».

В докладе Молотова «О внешней политике Советского Союза» вся логика рассуждений строилась на этом. Германо-польская война фактически завершалась, и на этом основании Молотов утверждал, что «Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира», «ищут нового оправдания для продолжения войны против Германии». Принятый угол зрения позволил ему сделать вывод, что советская политика является политикой «поддержки Германии в ее стремлении к миру», а договор с нею обязывает «к нейтралитету в случае участия Германии в войне. Мы последовательно проводили эту линию, чему отнюдь не противоречит вступление наших войск на территорию бывшей Польши, начавшееся 17 сентября».

Так обосновывалась трактовка советской позиции как нейтралитета, для поддержания которой был предпринят пересмотр «некоторых старых формул» как неактуальных и «неприменимых». Таковыми были названы понятия «агрессия» и «агрессор», которые якобы «получили новое конкретное содержание, приобрели новый смысл». Изобразив гитлеровскую политику как эталон миролюбия, Вячеслав Михайлович апеллировал к депутатам: «...Судите сами, изменилось или не изменилось содержание таких понятий, как „агрессия“, „агрессор“» и внушал им, что употребление этих слов в старом смысле «может порождать только путаницу в головах и неизбежно будет толкать к ошибочным выводам» {65}.

Является ли эта позиция достаточным основанием, чтобы считать черный сентябрь 1939 г. и ликвидацию Польского государства не агрессией, а «наведением спокойствия и порядка» на «бывшей» польской территории? Для ответа на этот вопрос следует поместить его в конкретные исторические рамки, вспомнить о реакции потерпевшей стороны и мирового общественного мнения.

Военное поражение отнюдь не означало уничтожения Польши, хотя ее власти оказались интернированы в Румынии.

30 сентября польское руководство перестроилось. Президент И. Мощицкий подал в отставку, его функции перешли к бывшему маршалу Сената В. Рачкевичу, который освободил генерала Ф. Славой-Сладковского от обязанностей Председателя Совета министров. На этот пост был назначен главнокомандующий польскими вооруженными силами во Франции генерал дивизии В. Сикорский. Они обратились не в Лигу Наций, а к странам, находившимся в состоянии войны с Германией, и нейтральным государствам. Польские послы представили их руководителям ноту протеста, требуя осуждения советско-германского договора от 28 сентября 1939 г. В ней говорилось: «Перед лицом нарушения священных прав Польского Государства и Польского Народа, о чем свидетельствует соглашение, заключенное 28 сентября 1939 г. между Германией и Россией, в котором стороны договорились о разделе территории Речи Посполитой Польской и владении ею обоими государствами, которые совершили агрессию, я вношу от имени Польского правительства официальный протест против заговора между Берлином и Москвой вопреки всем обязывающим международным нормам и соглашениям, как и вопреки всякой человеческой морали. Польша никогда не признает этого акта насилия, поскольку сила закона на нашей стороне, мы никогда не откажемся от начатой борьбы, которую мы закончим только тогда, когда наша страна будет освобождена от агрессоров, а наши справедливые права будут полностью восстановлены» {66}

Польское правительство заявило о продолжении борьбы вместе с союзными Польше державами за полное восстановление независимости и суверенитета государства. Оно было признано ведущими антигитлеровскую борьбу и нейтральными государствами, продолжало существовать и создавало армию. Вместе с тем Польша оказалась в сложном положении, поскольку 17 сентября официально не заявила об агрессии СССР, не объявила ему войны и не подала жалобу в Лигу Наций. Все ее упования адресовались западным союзникам.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация