— Я не ожидала встретить тебя здесь. Мне казалось, это просто сны. Итан, я не знала, что ты существуешь в реальности.
— А когда узнала… Почему ты ничего не сказала?
— У меня тяжелая жизнь. Я боюсь, что ты… Мне не хочется, чтобы кто-то страдал из-за меня.
Я не понимал, о чем она говорит. Мои пальцы касались ее ладони. Грудь переполняла удивительная нега. Чтобы не упасть, я уперся другой рукой в край каменной плиты и почувствовал под пальцами что-то небольшое и круглое. Возможно, это был жук или осколок камня. Он отделился от плиты и оказался в моей ладони. Вдруг я содрогнулся. Лена сжала мои пальцы.
«Что случилось, Итан?»
«Я не знаю».
Все внезапно изменилось. Будто я попал в другое место. Вокруг по-прежнему был сад, но не тот. И запах лимонов тонул в горечи дыма…
Близилась полночь, а небо было алым от пожарит. Языки огня тянулись к облакам, клубы дыма глотали все на своем пути. Даже луну. Поле превратилось в вязкое месиво. Земля, промокшая от долгих дождей, покрылась серым пеплом. И если бы только дождь полил ее сегодня!
Женевьева надсадно закашляла. Дым обжигал ее горло. Было больно дышать. Грязь цеплялась за подол и тянула юбку вниз, заставляя спотыкаться почти на каждом шагу. Но Женевьева упрямо шла вперед. То был конец света. Конец ее мира. Она слышала женские крики вперемешку с выстрелами и безжалостным ревом пламени. Слышала, как солдатам отдавали приказы убивать всех подряд.
— Сжечь эти дома! Пусть мятежники почувствуют вкус поражения! Уничтожайте всех, кого увидите!
Солдаты Союза поджигали усадьбы, хлева и амбары. Они обливали керосином простыни и занавески. Женевьева видела, как полыхали плантации соседей, как знакомые семьи пытались вырваться из объятий пламени, но чаще всего безуспешно. Языки огня отрезали пути спасения, пожирая людей вместе с домами, в которых они родились.
Вот почему она бежала — в дым, в огонь, прямо в пасть зверя. Она должна была добраться до Гринбрайра раньше, чем туда придут убийцы. Время поджимало. Солдаты методично сжигали плантации, оставляя широкий огненный след вдоль этого берега Санти. Они уже сожгли Блэквелл. Следующим был Голубиный перекресток. Затем Гринбрайр и Равенвуд. Генерал Шерман объявил карательную акцию, и его армия, пройдя по трупам сотни миль, добралась наконец до Гэтлина. Они сровняли с землей почти каждую плантацию Колумбии, затем двинулись на восток, сжигая все на своем, пути. Когда северяне вошли в Гэтлин, во дворах по-прежнему развевались флаги Конфедерации — это стало еще одним поводом для зверств.
Запах лимонов подсказал ей, что она опоздала. Запах лимонов, смешанный с золой. Они сожгли даже их сад.
Мать Женевъевы любила лимоны. Поэтому отец, погостив у приятеля в Джорджии, привез оттуда два лимонных саженца. Все говорили, что они не вырастут, что холодная зима Южной Каролины убьет их на корню. Но мать не слушала этот вздор. Она посадила деревья на краю хлопкового поля и начала заботиться о них, как о собственных детях. В холодные зимние ночи она укрывала саженцы шерстяными одеялами и нагребала землю по краям, чтобы в почве удерживалась влага. Лимоны выросли. Через пару лет отец Женевьевы привез еще двадцать восемь деревьев. Некоторые городские леди выпрашивали у мужей лимонные саженцы для своих садов, но их деревья гибли. Лимоны росли только в Гринбрайре, только под заботливой опекой ее матери. И казалось, что никакая беда не уничтожит эти деревья. Пока не пришли солдаты…
— Что происходит?
Лена отдернула руку от моих пальцев. Я открыл глаза и увидел, как сильно она дрожит. В моем кулаке по-прежнему находился предмет, который я нашел у края каменной плиты.
— Думаю, наши видения как-то связаны с этим.
Я разжал пальцы. У меня на ладони лежала старая овальная камея. На передней крышке из перламутра или слоновой кости было вырезано женское лицо. Тонкая работа искусного мастера. На боку камеи виднелась небольшая шишечка.
— Смотри! Старинный медальон!
Я нажал на пружину, и передняя крышка открылась. На внутренней ее стороне обнаружилась витиеватая надпись.
— Тут написано «Гринбрайр». И ниже стоит дата.
— А что такое Гринбрайр? — спросила Лена.
— Наверное, название плантации. Этот сад раньше принадлежал не Равенвуду, а Гринбрайру.
— А то видение? Огонь, пожары? Ты тоже их видел?
Я кивнул. Произнести хоть слово о таком ужасном зрелище было непросто.
— Похоже, это все, что осталось от Гринбрайра.
— Дай мне взглянуть на медальон, — попросила она.
Я осторожно передал ей медальон. Он выглядел старым, побывавшим во многих передрягах. Возможно, эта камея пережила даже пожар из нашего видения. Лена повертела ее в руках.
— Одиннадцатое февраля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.
Вдруг она побледнела и выронила медальон.
— Что с тобой?
Лена с ужасом смотрела на траву, в которую упала камея.
— Одиннадцатое февраля. Это день моего рождения.
— Просто совпадение. Считай, что ты заранее получила подарок.
— В моей жизни не бывает совпадений.
Я поднял медальон и перевернул его. На задней стороне виднелись две группы выгравированных инициалов.
— И. К. У. и Ж. К. Д. Наверное, этот медальон принадлежал кому-то из них.
Внезапно внутри у меня все похолодело.
— Как странно! Мои инициалы тоже И. К. У.
— Мой день рождения. Твои инициалы. Ты по-прежнему думаешь, что это совпадение?
Возможно, она была права. И все же…
— Давай еще раз попытаемся вызвать видения. Может быть, узнаем что-то новое.
Мое разгоревшееся любопытство походило на чесотку — сопротивляться было очень трудно.
— Не знаю. А вдруг это опасно? Там все так реально. У меня глаза еще слезятся от дыма.
Она была права. Мы не покидали сад и при этом испытали отчетливое ощущение, что нас забросило в гущу пожаров. В горле все еще першило от дыма. Впрочем, это меня остановить не могло. Я сжал медальон в кулаке и протянул вторую руку Лене.
— Не бойся. Разве тебя так легко испугать?
Это был вызов. Она фыркнула и, покачав головой, шагнула ко мне. Наши пальцы переплелись, и я почувствовал, как тепло ее руки распространилось по моим венам. Электрические мурашки — пожалуй, точнее не скажешь. Прикрыв веки, я начал ждать видений. Однако ничего не случилось. Я разочарованно открыл глаза.
— Возможно, нам все показалось. Или у амулета кончились батарейки.
Лена посмотрела на меня так, словно я был Эрлом Петти, стоящим у доски на уроке алгебры.
— Иногда лучше молчать, чем говорить. Особенно когда ты не понимаешь того, что делаешь.
