Она встала и отряхнула платье.
— Мне пора идти.
Лена еще раз взглянула на меня сверху вниз.
— Знаешь… ты не оправдал моих ожиданий.
Она повернулась ко мне спиной и, обходя лимонные деревья, направилась к выходу из сада.
— Подожди! — крикнул я.
Я вскочил на ноги и, спотыкаясь о корни, побежал за ней. У последнего лимонного дерева она остановилась.
— Не нужно, Итан.
— Что не нужно?
Она отвела взгляд в сторону.
— Просто забудь обо мне. Пока еще все хорошо.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Серьезно. Что тебе не нравится?
— Лучше оставь меня в покое.
— Ты считаешь себя самой необычной девушкой в мире?
— Нет. Но… я действительно особенная.
Она повернулась, чтобы уйти. Я нерешительно дотронулся до ее плеча. Вечернее солнце ласкало нас теплыми лучами. Под тканью чувствовались ее выступающие кости. Она казалось мне такой же хрупкой, как в том сне о падении. Но потом Лена обернулась — и я поразился ее внутренней силе. От былой хрупкости не осталось и следа. Возможно, дело было в ее взгляде. Прошло несколько секунд, и она наконец повернулась ко мне полностью. Я сделал еще одну попытку.
— Послушай. С нами что-то происходит. Сны, песня, запах, медальон. Я думаю, нам суждено стать друзьями.
— Ты сказал — запах? — встревожилась она. — Из-за этого мы подружимся?
— Ну, можно понять и так. Хотя я выразился иначе.
Лена взглянула на мою руку, и я торопливо убрал ее с плеча. Мне не хотелось расставаться. Я посмотрел ей прямо в глаза — наверное, впервые за все эти дни. Зеленая глубь ее взора, казалось, не имела дна. Я мог потратить целую жизнь, но так и не достичь предела. Наверное, Эмма, говоря о «глазах — окнах души», имела в виду что-то подобное.
«Слишком поздно, Лена. Я уже подружился с тобой».
«Мне так не кажется».
«Нас связали обстоятельства».
«Прошу тебя! Поверь мне! Мы не можем быть друзьями».
Она отвела взгляд в сторону, прислонилась к стволу лимонного дерева и печально улыбнулась.
— Я знаю, ты не похож на остальных. Но ты понятия не имеешь, кто я такая. Хотя меня тоже удивляет возникшая связь. Я не могу объяснить, почему мы видим одни и те же сны.
— Скажи, ты против нашей дружбы, потому что…
— Через пять месяцев мне исполнится шестнадцать лет.
Она приподняла ладонь, на которой, как обычно, было написано число. На этот раз 151.
— Сто пятьдесят один день.
Столько осталось до ее дня рождения! Вот что значит постоянно уменьшающееся число на тыльной стороне ладони. Она вела обратный отсчет.
— Ты не понимаешь, что это означает, Итан! Ты ничего не знаешь! Я больше не могу находиться здесь.
— Но ты находишься здесь.
Она перевела взгляд в сторону дома и отстраненно спросила:
— Тебе нравятся стихи Буковски?
— Да, — смущенно ответил я.
— Даже не пытайся.
— Не понял…
— Эта фраза написана на его могильной плите.
Она побежала к арочному проходу и скрылась из виду. Пять месяцев. Я действительно не знал, что означает этот срок. Но живот свело судорогой от недоброго предчувствия — от какой-то необъяснимой паники. Я выбежал за ограду, однако Лены уже не было. Как будто не было вообще! Остался едва уловимый запах лимонов и розмарина. Забавно! Чем больше она убегала от меня, тем сильнее мне хотелось следовать за ней.
«Даже не пытайся».
Я знал, что на моей могиле будут другие слова.
12.09
СЕСТРЫ
Мне повезло, что к моему приходу домой кухонный стол еще не был накрыт — Эмма убила бы меня, если бы я опоздал на ужин. Но я не учел одного обстоятельства. В ту самую минуту, когда я покинул класс английского языка, городская телефонная сеть пришла в активное состояние, и в течение дня Эмме позвонило не меньше половины жителей Гэтлина.
— Итан Уот? Это ты? Потому что, если это ты, тебя ожидают огромные неприятности.
Из кухни доносился знакомый стук ножа. Она шинковала овощи. Похоже, ситуация была еще хуже, чем я предполагал. Пригнув голову, я поднырнул под дверной косяк. Эмма стояла у углового стола. Ее фигуру украшал брезентовый заводской фартук с четырнадцатью карманами для гвоздей и четырьмя крючками для различных электрических инструментов. В руке она держала широкий нож. На столе возвышалась горка моркови, кабачков и прочих овощей, трудно сказать каких. Китайские «весенние рулеты» готовились из большого количества ингредиентов. Это был самый трудоемкий рецепт из тех, что хранились в ее синей пластмассовой коробочке. И если Эмма, никогда не отличавшаяся пристрастием к китайской пище, делала «весенние рулеты», то мои дела действительно оставляли желать лучшего. Я попытался придумать правдоподобное объяснение, но в голову ничего не приходило.
— После полудня мне позвонил твой тренер. А еще звонили миссис Инглиш и директор Харпер, мама Линка и леди из ДАР. Ты же знаешь, как я ненавижу этих дам. Они злые, как грех во плоти.
Гэтлин наводняли различные женские общества, и все они отпочковались от ДАР. Чтобы добиться членства в организации с таким названием — Дочери американской революции, — претенденткам следовало сначала доказать, что они имеют родственные связи с настоящими патриотами американского Юга. Зато, став членами ДАР, они обретали множество неоспоримых прав. Например, могли советовать своим соседям с Речной улицы, в какой цвет красить фасады своих домов, или судить и донимать любого жителя города. Кроме Эммы, естественно. Хотел бы я посмотреть на них, если бы они не сделали такого исключения.
— Все эти люди говорили одно и то же. Что ты якобы ушел из школы посреди урока. Что ты, как маленький щенок, побежал за девочкой Дачанис.
Еще одна морковка была изрублена на мелкие куски.
— Я знаю, Эмма, ты права. Но…
Острый нож рассек кабачок на две половинки.
— А я им ответила: «Нет, мой мальчик не покинул бы школу без разрешения! И он не пропустил бы тренировку! Наверное, тут какая-то ошибка. Наверное, кто-то другой проявил неуважение к учителям и запятнал фамилию своей семьи. Тот мальчик, которого я вырастила, не мог совершить подобного проступка!»
На разделочную доску полетел зеленый лук. Я расстроил Эмму тем, что совершил непростительное преступление: выставил ее в плохом свете в глазах заклятых врагов — миссис Линкольн и женщин из ДАР.
— Что ты можешь сказать в свое оправдание? Почему ты убежал из школы, словно тебе хвост подпалили? Только не говори мне об этой девчонке! Я не хочу больше слышать о ней!
