— А кого она рассекретила? Когда Рис помахала рукой, Ридли на мгновение превратилась в другую женщину. Ты видела ее?
Лена кивнула.
— Мэкон не захотел рассказывать о ней, но это была какая-то темная чародейка. Очень сильная и могущественная.
Я продолжал расспрашивать. Она распалила мое любопытство. Мне начинало казаться, что несколько минут назад я сидел за столом с пришельцами из космоса.
— А Ларкин? Он обладает змеиными чарами?
— Ларкин — иллюзионист. Это похоже на трансформера. Но в нашем семействе только один трансформер — дядя Барклай.
— Чем они отличаются?
— Чары Ларкина создают иллюзии. Он прикрывает предметы своими магическими проекциями и заставляет людей видеть то, что ему хочется. То есть его проекции нереальные. А вот дядя Барклай действительно может превращать один предмет в другой — на любое время, какое ему требуется.
— Значит, твой кузен меняет только вид предметов, а дядя Барклай преобразует их суть?
— Да. Моя бабушка говорила, что у них почти одинаковые способности. Такое иногда случается с родителями и детьми. Они слишком похожи и поэтому всегда ссорятся друг с другом.
Наверное, она подумала, что не может сказать такого же о себе. Лицо Лены помрачнело, и я предпринял глупую попытку поднять ей настроение.
— А Райан? Что у нее за дар? Быть собачьим кутюрье?
— Об этом слишком рано говорить. Ей только десять лет.
— А Мэкон?
— Он… Дядя Мэкон особенный. Для меня он смог бы сделать что угодно. Я провела с ним очень много времени.
Она отвернулась, уклоняясь от моих дальнейших расспросов. Лена всегда что-то недоговаривала. Я уже смирился с этим.
— Он для меня как отец.
Мне не нужно было объяснять, что значит потерять одного из родителей. Но, в отличие от меня, у нее вообще не осталось близких родственников.
— А кто такая ты? Расскажи о своем даре.
Как будто она обладала только одним талантом! Как будто я не видел действия ее чар с первых дней занятий в этом учебном году. Как будто я, собравшись с духом, не задавал ей почти тот же самый вопрос, когда она сидела на моем крыльце в зелено-пурпурной пижаме.
Какое-то время Лена молчала — наверное, собиралась с мыслями или решала, стоит ли отвечать. Затем она посмотрела на меня бездонными зелеными глазами.
— Я природная фея. По крайней мере, так считают дядя Мэкон и тетя Дель.
Природная фея. Я вздохнул с облегчением. Слово «фея» казалось мне лучше, чем «сирена». С сиреной я вряд ли бы справился.
— И что это означает?
— Я сама не знаю. Фее многое доступно. Предполагается, что она более могущественна, чем любая другая чародейка.
Лена произнесла последнюю фразу очень быстро, надеясь, что я не расслышу ее. Но я услышал каждое слово. «Более могущественна, чем любая другая чародейка». Я не знал, как относиться к этому «более». «Менее могущественная» устроила бы меня больше.
— Ты же видел, что произошло этим вечером. Я еще не знаю, как управлять своими силами.
Она нервно смяла стеганое одеяло и возвела между нами заградительный барьер. Я провел пальцами по ее руке. Лена лежала рядом, опираясь на локоть.
— Все это неважно. Ты нравишься мне такой, какая ты есть.
— Итан, ты ничего не знаешь обо мне.
Волна теплой дремоты охватила мое тело, и, честно говоря, я потерял интерес к тому, что она рассказывала о чародеях. Мне просто было приятно находиться рядом с ней, держать ее за руку и осознавать, что нас отделяло только стеганое одеяло.
— Это неправда. Я знаю, что ты пишешь стихи. Я знаю о вороне на твоем ожерелье и о бабушке на острове Барбадос. Мне известно, что тебе нравится апельсиновый сок с содовой и что ты ешь шоколадные карамельки вприкуску с попкорном.
На секунду мне показалось, что она вот-вот улыбнется.
— И это все?
— Нет, это только начало.
Ее зеленые глаза все глубже погружались в синеву моего взгляда.
— Ты даже не знаешь моего имени.
— Тебя зовут Лена Дачанис.
— Неплохо для начинающего, но здесь ты ошибся.
Я сел на кровати и выпустил ее руку.
— О чем ты говоришь?
— Это не мое имя. Ридли говорила правду.
Мне вспомнилась часть беседы за столом. Ридли упрекала Лену в том, что она не знает своего настоящего имени. Я тогда подумал, что кузина выражалась фигурально.
— И как тебя зовут по-настоящему?
— Я не знаю.
— Еще одна традиция чародеев?
— Нет. Многим чародеям известны их реальные имена. Но моя семья другая. В нашем семействе имена, данные при рождении, раскрываются, когда тебе исполняется шестнадцать лет. До той поры нас называют как-нибудь иначе. Ридли была Джулией. Я знала Рис как Аннабель. Меня сейчас зовут Леной.
— Значит, Лена Дачанис — вымышленное имя?
— Нет, я действительно Дачанис, насколько мне известно. Но Леной меня назвала бабушка. Я была очень худенькой. Как ниточка бобов. Вот она и придумала для меня имя: Лена Бина
[23]
.
Какое-то время я молчал. Мне было нелегко принять это.
— То есть ты пока не знаешь своего имени. Но через пять месяцев тебе раскроют его.
— Не все так просто. От меня скрывают кучу информации. Вот почему я всегда такая нервная. Я не знаю своего имени. Мне ничего не известно о том, что случилось с моими родителями.
— Ты говорила, что они погибли. Какой-то несчастный случай…
— Да, так мне сказали. Но когда речь заходит о деталях, мои родственники упрямо отмалчиваются. Я не нашла никаких записей о том случае. Я не видела их могил. Откуда мне знать, что все это правда?
— Кто же будет лгать в таких серьезных вопросах?
— Разве ты не видел мою семью?
— Хм! Верно.
— И то чудовище в мини-юбке? Ту ведьму, которая чуть не убила тебя? Можешь мне не верить, но еще год назад она была моей лучшей подругой. Мы с Ридли выросли вместе. Мы с ней все время переезжали из одного города в другой и складывали наши вещи в один чемоданчик.
— Зато у вас нет южного акцента. Многие люди не поверили бы, что вы родились на Юге.
— У тебя тоже акцент не чувствуется.
— А что ты хотела? Родители с профессорским образованием. Когда я получал вместо пятерок четверки, мое недельное вознаграждение снижалось от доллара до монетки в двадцать пять центов. Я заполнил ими целую копилку.
Это воспоминание заставило меня улыбнуться.
