Этот отрывок напомнил мне о поэзии Лены. Мэриан открыла глаза и печально добавила:
— Он похож на Атласа, взвалившего мир на свои плечи.
— Печальная история, — взглянув на меня, сказала Лена.
— Они любили друг друга. А вокруг шла война. Не хочу огорчать вас, но все закончилось плохо. Судьба навечно разлучила их.
Мэриан одним глотком допила чай.
— Что вам известно о медальоне? — спросил я, указав на снимок.
— Я полагаю, что Итан подарил его Женевьеве перед отправкой на фронт. Камея стала символом их тайной любви. Нам не удалось выяснить ее дальнейшую судьбу. После той ночи, когда умер Итан, медальон больше никто не видел. По воле отца Женевьева вышла замуж. Но легенда гласит, что она хранила подарок возлюбленного до самой смерти. Этот мощный талисман, воплотивший в себе силу разбитого сердца, был погребен вместе с ней.
Я вздрогнул. Медальон находился не в могиле Женевьевы, а в моем кармане. Мэкон и Эмма считали его темным талисманом. Я чувствовал, как от камеи исходили волны тепла, словно она пеклась на раскаленных углях.
«Итан, не делай этого».
«Мы должны показать медальон Мэриан. Она может помочь нам. Моя мама точно сумела бы».
Я сунул руку в карман и, развернув платок, коснулся пальцами камеи. Другой рукой я сжал ладонь Мэриан, надеясь, что на этот раз медальон проявит свою силу. Ее чашка упала на пол и разбилась. Комната закружилась перед глазами.
— Итан! — закричала Мэриан.
Лена тоже взяла ее за руку. Свет люминесцентных ламп растворился в ночи.
— Не волнуйтесь. Мы все время будем с вами.
Казалось, что Лена говорила на другом конце Вселенной. Я услышал звуки отдаленных выстрелов. Через миг библиотека исчезла из виду за серой пеленой дождя…
Струи ливня хлестали по лицу. Порывы ветра подталкивали в спину. Огни пожара начинали угасать, но было уже слишком поздно. Женевьева смотрела на тлевшие руины дома. В эту ночь она потеряла всех своих любимых. Маму, Евангелину… Но она не могла смириться со смертью Итана.
Айви подбежала к ней, держа в подоле юбки те вещи, которые ее попросила принести Женевьева.
— Я опоздала, — рыдая, причитала Айви. — О Отец Небесный, я опоздала.
Она в отчаянии осмотрелась вокруг.
— Давайте уйдем отсюда, мисс Женевьева. Мы ничем не поможем ему.
Она была не права. У них оставалась одна возможность.
— Еще не поздно. Не поздно!
Женевьева повторяла эти слова, цепляясь за последнюю надежду.
— Дитя, ты не в себе. Иди за мной.
Женевьева с отчаянием посмотрела на старую женщину.
— Мне нужна книга.
Айви отступила назад и покачала головой.
— Нет! Не связывайтесь с ней. Не делайте глупостей.
Женевьева схватила женщину за плечи.
— Айви, это единственный способ. Отведи меня к ней.
— Подумай, о чем просишь! Ты ничего не знаешь о силах, заключенных в гримуаре…
— Покажи мне, где она! Или я сама найду ее!
За их спинами клубился черный дым. Языки огня все еще шипели на пепелище. Айви покорно склонила голову и, приподняв испачканный подол юбки, повела хозяйку мимо обгоревших лимонных деревьев. Место было незнакомым. Женевьева думала, что здесь были лишь хлопковые поля. По крайней мере, ей всегда так говорили. Она никогда не забредала сюда, кроме двух-трех случаев, когда они с Евангелиной играли в прятки. Но Айви не выказывала даже тени сомнения. Она точно знала, куда следовало идти. Издалека доносились звуки выстрелов и пронзительные крики соседей. Людей заставляли смотреть, как горят их дома.
Айви остановилась перед зарослями ежевики, розмарина и жасмина, которые скрывали за собой каменную стену. Найдя проход среди вьющихся растений, она прошла под невысокой аркой. Женевьева последовала за ней и оказалась на замкнутой территории. Идеальный круг, ограниченный старой стеной, поверхность которой сплошь была увита лозой и зеленью.
— Что это за место?
— Твоя мать не хотела показывать его тебе. Она боялась приводить тебя сюда.
Женевьева увидела каменные плиты, торчащие из высокой травы. Семейное кладбище. Ей вспомнилось, что однажды в детстве она была здесь, когда умерла ее бабушка. Похороны проходили ночью. Она помнила, что ее мать, освещенная лунным, светом, стояла в высокой траве и шептала слова на странном языке, который они с сестрой не понимали.
— Зачем ты привела меня сюда?
— Ты сказала, что тебе нужна книга.
— Она здесь?
Айви с укором взглянула на Женевьеву.
— А где же ей еще быть?
Чуть дальше виднелось древнее строение, опутанное зарослями вьющихся растений. Склеп. Айви подошла к двери.
— Ты уверена, что хочешь…
— У нас нет времени для разговоров!
Не найдя ручки, Женевьева повернулась к старухе.
— Как открыть дверь?
Встав на цыпочки и подняв руки вверх, Айви прикоснулась к гладкому камню, выступающему над дверным косяком. В свете зарева от далеких пожарищ Женевьева увидела полумесяц, высеченный на поверхности камня.
Айви толкнула руками тайный рычаг. Каменная дверь со скрипом открылась. Айви спустилась на пару ступеней и, пошарив рукой в темноте, вытащила небольшой предмет — восковую свечу.
В свете свечи Женевьева осмотрела помещение (всего несколько шагов в длину и ширину) и боковые стены. На почерневших деревянных полках стояли банки, пузырьки и бутылки. В некоторых из них хранились лепестки цветов и какие-то порошки. В других была налита темная жидкость. В центре помещения стоял каменный стол, на котором лежал старый деревянный ящик. На его крышке был вырезан тот же полумесяц, что и на камне с тайным рычагом.
— Я не желаю ни к чему прикасаться, — прошептала Айви.
Она с испугом смотрела на ящик, словно тот был страшным существом.
— Айви, это просто книга.
— Просто книга? В твоем семействе не было простых книг.
Женевьева осторожно приподняла крышку ящика. Внутри лежал гримуар. Черный переплет из потрескавшейся кожи. Никакого названия. Только оттиск полумесяца. Женевьева аккуратно вытащила книгу из ящика. Ее не пугали слова суеверной старухи. Она так часто подшучивала над ней. Однако Айви считалась в округе очень мудрой женщиной. Она могла гадать на картах и чайных листьях. Мать Женевьевы советовалась с ней по всем важным делам — например, при выборе лучшего дня для посадки растений или при приготовлении травяной микстуры от простуды. Книга была теплой на ощупь. Казалось, что она живет и дышит.
— Почему тут нет названия? — спросила Женевьева.
