Однако окончательная Точка в операции «Трест» была смазана. В ночь с 12 на 13 апреля 1927 года один из ведущих и наиболее информированных секретных сотрудников КРО ОГПУ бежит за кордон. Предателем оказался Опперпут-Стауниц. Так внезапно чекистская операция перестала быть секретом для зарубежных партнеров МОЦР «по священной борьбе с большевизмом». Причины предательства Опперпута-Стауница разнообразны. Он всегда считал свою роль в операции «Трест» чуть не главной, задвигая «работу» Якушева и Потапова на второй план. Он завидовал своим «коллегам» по МОЦР, ведь те часто выезжали за рубеж, а Опперпут-Стауниц являлся невыездным. Он неоднократно просил Артузова и Стырне выпустить его за кордон, но всякий раз получал отказ. Подобное отношение со стороны руководителей КРО ОГПУ фактически делало его человеком «второго сорта» и соответственно зарождало недоверие к своим «хозяевам».
Имелись у Стауница и иные огрехи. Он сильно «подсел» на махинации с валютой. Особенно в последние годы, когда стал чуть ли не ежедневным клиентом «черной» валютной биржи, находившейся на Ильинской площади. По некоторым данным Стауниц даже влез в долги к одному из иностранных (по некоторым данным — латвийскому) посольству, которое он по линии КРО ОГПУ снабжал информацией. Долги составили приличную сумму — порядка 20 тысяч рублей. Попытки расплатиться успехом не увенчались, сумма долга лишь нарастала. Эдуард Оттович понимал, что об этом вскоре узнают на Лубянке, и он будет вынужден нести ответственность за совершенный проступок
[680].
Нельзя не заметить еще одного обстоятельства, имевшего прямое отношение к уходу агента за кордон. Опперпут-Стауниц влюбился в Захарченко-Шульц. В КРО ОГПУ знали о его сердечных шашнях. Реакция Артузова была следующей: «Ваша дама сердца и ваши отношения меня устраивают только в том смысле, если я буду через вас знать все, что затевают Мария и ее покровитель Кутепов». От агентуры, которой был «обставлен» Оперпутт-Стауниц, шла крайне негативная информация: «Он стал плохо относиться к жене, не уделяет должного внимания дочери Тате, и вообще он прожженный циник и нахал, негодяй. Он вам подгадит когда-нибудь»
[681]. Но в КРО ОГПУ решили, что Стауниц — «хоть и сукин сын, но наш сукин сын», а потому оперативный контроль над ним так и не был усилен.
И самое главное, видя, как операция «Трест» близится к своему завершению, к Опперпуту приходило и понимание того, что для своих начальников в КРО ОГПУ он может вскоре стать «мавром, который сделал свое дело», и уже ничто не помешает чекистам избавиться от него. Если бы он остался в секретном аппарате КРО ОГПУ, несомненно, одно — его постигла бы трагическая участь Якушева, Флейшера и других негласных сотрудников госбезопасности.
Вот лишь некоторые факты о «чернорабочих» советской контрразведки. В 1924 году КРО ОГПУ подставило сотрудникам дипломатической миссии Германии в Москве своего агента Готфрида. С 1924 по 1927 г. он успешно снабжал представителей немецкой военной разведки дезинформационными материалами о ситуации в РККА. В 1927 году, сразу после отъезда из Москвы представителя германского рейхсвера Нидермайера, Готфрид был арестован и приговорен Коллегией ОГПУ к расстрелу. Причиной смертной казни стало то, что агент КРО ОГПУ якобы под видом выполнения специальных заданий «…передавал Нидермайеру сведения шпионского характера»
[682].
С 1924 по 1928 г. в агентурной разработке ОГПУ «Синдикат-4» активное участие принимал секретный сотрудник, бывший царский офицер А.А. Ларсен-Пфейль (Климович). В этой операции КРО ОГПУ пытался легендировать перед «кирилловцами» и иностранными разведками существование в СССР очередной нелегальной контрреволюционной структуры — «Внутренней Российской национальной организации» (ВРНО). Ларсен-Пфейль, как представитель ВРНО, участвовал в переписке с руководителями берлинского объединения монархистов-«кирилловцев», а также через немецкого барона Кпейста вел переговоры с разведкой немецкого рейхсвера. Эти оперативные мероприятия не увенчались большим успехом, немцы от прямых контактов с ВРНО уклонились, лишь подставив для «связи» своего секретного агента некоего Pay. На лицо имелись явные «пробуксовки» и отсутствие ощутимого результата. По аналогии развивались отношения и с «кирилловцами»
[683].
В аппарате КРО ОГПУ, видя, что дела с «Синдикатом-4» идут неважно, причину неудач стали искать в секретном аппарате. Подозрения в «двурушничестве» пали на Ларсена-Пфейля. 17 сентября 1928 года он был арестован, и через три месяца (14 января 1929 года) по решению Коллегии ОГПУ был приговорен к расстрелу. Спустя четыре дня приговор привели в исполнение. Лишь в мае 1993 года Главная военная прокуратура РФ, изучив все обстоятельства этого уголовного дела, пришла к заключению о невиновности и посмертной реабилитации бывшего секретного агента КРО ОГПУ
[684].
Одно небольшое перечисление фактов свидетельствовало — «хозяева» из КРО ОГПУ с провалившейся агентурой (либо отработавшей свое) особых церемоний не разводили. Возможно, Оперпутт-Стауниц (вспомним его характеристику: «Изворотливый, от природы умный и сообразительный… склонность к авантюрам») просчитал всевозможные последствия, и его оборотистый ум подсказал единственный путь к спасению — переход в стан противника.
Громкий скандал на заключительной стадии операции «Трест» также указывал на ряд просчетов в действиях руководства контрразведки. Это и излишняя самоуверенность в работе с секретной агентурой, и отсутствие серьезного контроля над действиями головных агентов. По словам одного из участников «Треста» Б.И. Гудзя выходило, что распущенность в словах (при агентуре часто говорили о делах) позволила Оперпутту-Стауницу много знать: «…из того, что ему знать было бы не надо… Это помогло ему хорошо ориентироваться в операции и понимать, когда кончиться дело (в смысле «Трест». — Прим. авт.) все может кончиться для него плохо»
[685].
В оперативных документах ОГПУ за 1923 год есть приказ, подписанный заместителем председателя ОГПУ Ягодой и начальником КРО Артузовым, в котором был обозначен ряд мер, предотвращающих возможность предательства среди секретных работников. От чекистов при работе с агентами требовались: осторожность и предусмотрительность в подборе кадров, недопустимость расконспирирования секретных сотрудников, запрещалось использовать одного секретного сотрудника в нескольких оперативных разработках, а также принятие самых активных мер «…к устранению возможности провала, включая изоляцию секретного сотрудника». В приказе особо оговаривалась «…недопустимость излишнего панибратства с секретным сотрудником, обсуждение в его присутствии вопросов секретного характера»
[686]. При работе с Оперпуттом-Стауницем и было нарушено большинство положений этого приказа.
