София Палеолог, Иван Третий и Василий Иванович
Иван Третий Васильевич (1462–1505 годы)
Василию Васильевичу наследовал старший сын Иван (всего у Василия было пятеро сыновей: старший Иван, Юрий, Андрей Большой, Борис и Андрей Меньшой). Иван Васильевич первым получил самое крупное наследство, и власть была ему передана по духовной грамоте, полностью. К Москве за предыдущие княжения были уже присоединены значительные земли. Даже те княжества, которые еще считались независимыми, проводили политику согласно московским указаниям. Церковь, бояре и города за два века монгольской выучки «ходили под князем», то есть не проявляли никакого самоволия.
«Иоанну III, – писал Соловьев, – принадлежит честь за то, что он умел пользоваться своими средствами и счастливыми обстоятельствами, в которых он явился истинным правнуком Всеволода III и Калиты, истым князем северной Руси: расчетливость, медленность, осторожность, сильное отвращение от мер решительных, которыми можно было много выиграть, но и много потерять, и при этом стойкость в доведении до конца раз начатого, хладнокровие – вот отличительные черты в характере Иоанна III».
Ивану Васильевичу принадлежит честь исполнения заветной мечты его предков – именно он присоединил к Москве Новгород и новгородские земли, в том числе Вятку. Это именуемое обычно добровольным присоединение Новгорода к Москве было на редкость кровавым событием истории XV века.
«Кроме великого князя московского, – поясняет Соловьев, – теперь сильного, спокойного, замышлявшего нанести последний удар Новгороду, был еще великий князь литовский, который назывался также и русским, и не понапрасну, потому что под его властью находились все княжества юго-западной Руси; к этому князю отъезжали из северо-восточной Руси все князья недовольные, лишенные волостей, угрожаемые князем московским; к нему обратились и новгородцы в последний, решительный час. Но великий князь литовский и вместе король польский был католик; отложиться от московского, православного князя и поддаться литовскому, католику, казалось большей части новгородцев изменою православию».
Так что новгородцы понимали, что московский князь от города не отступится, а иного сильного заступника кроме Литовского князя у них нет. Но горожан, действительно, смущал вопрос: что делать с православной верой? Не заставят ли их всех насильно перейти в католичество? Новгородцы стали сноситься с литовцами, чтобы прояснить возможное будущее. Московский князь был в ярости, но теперь Московская Русь была уже сильной, она могла послать единое войско на Новгород.
Поход на Новгород (1471 год)
Князь всея Руси, как он себя именовал, ходил на Новгород двумя походами. Первый, в 1471 году, был под водительством двух тверских воевод – князя Юрия Андреевича и Ивана Никитича Жито. Новгородцы в битве на реке Шелонь были разбиты. Поводом к походу были оскорбления, которые чинили новгородцы наместникам великого князя, утаивание от Москвы пошлин и самое неприятное для Ивана – приглашение на княжение Михаила Олельковича, то есть практически передача под руку Казимира. Приняв литовского князя, новгородцы заключили с Казимиром договор, по которому они сохраняли все городские привилегии. Можно сказать, по этому договору все радости звонкой монеты от торгового Новгорода уходили от Москвы как в туман. Вот почему в Петров пост и был предпринят этот поход на новгородцев. Формально поводом к походу стал донос митрополита Ионы.
«По преставлении Ионы, архиепископа Новогородьскаго, – писала Типографская летопись, – новогородци нарекоша собе на владычество и на дворъ возведоша Феофила некоего новопостриженна мниха, дияконоу бывшу мирскому оу того же Ионы архиепископа. И сняшяся посадници на вечь и Новогородцькие бояре вечници и крамолници и соуровии человеци и вси Новогородци и послаша къ оканномоу Аяху и Латынину кралю Казимиру Литовскому, дабы за нимъ имъ жити и ему дань давати и прося оу него собе князя, и к митрополиту Григорью, такому же Латынину, прося оу него собе епископа. Земстии же людие того не хотяху, но они, ихъ не слоушающе, оуладишася с королемъ. Король же дасть имъ князя Михаила Олелковичя Киевскаго, князь же Михайло вьеха в Новгородъ, и приаша его Новогородци с великою честью, а князю Василью тогда оу нихъ, Шуйскому, живущу, и даша ему Заволоскоую землю. И не разумеша бо окааннии во тме ходящимъ и отстоупиша отъ света и приашя тьму своего неразумна и не восхотеша подъ православнымъ хрестьянскымъ царемъ, государемъ великымъ княземъ Иваномъ Васильевичемъ в державе быти и истиннаго пастыря и оучителя Филипа, митрополита всея Руси, себе оучителя приимати… Князь же Михаилъ пребысть оу нихъ недолго время, и прииде ему весть, что брать его старейши, князь Семенъ, на Киеве преставися. Онь же тое зимы поиде изъ Новагорода къ Киеву. Князь же великый тое же весны начя рядитися к Новугороду и отпусти напередъ собя к Новугороду воеводъ своихъ: князя Данила Дмитреевичя Холмского да Феодоръ Давыдовича, за неделю до Петрова заговенья, и с ними 10 000, и повеле имъ ити к Русе и зайти съ ону сторону к Новоугородоу, къ братьи же своей посла, повеле имъ со всехъ вотчинъ пойти розными дорогами к Новугородоу съ всехъ рубежевъ, прочим же людемъ повеле съ собою ити, князя же Ивана Стригу отпусти по Мьсте вверхь съ царевичевыми Татары, самъ же поиде с Москвы, оуговевъ Петрова говенья две недели, на новыхъ отметниковъ веры хрестьянскиа и на своихъ изменниковъ, възложивъ оупование на Бога и на его пречистую Матерь и на святыхъ чюдотворець и, вземъ благословение у Филиппа митрополита и оу архиепископа Васьяна Ростовскаго, оставивь на Москве сына своего князя Ивана и брата своего князя Андрея, и с нимъ же поиде царевичь, Каисимовъ сынъ, Данияръ. Поиде же к Торжьку, взявъ съ собою Тверскаго полкъ его. Всии же князи поидоша изъ своей отчины розными дорогами со всехъ рубежевъ, воююще и секуще и въ пленъ ведяхоу. Татаромъ же князь великий не повеле людей пленити. Воеводы же великого князя, князь Данило и Феодоръ, идучи к Русе, многие волости и села плениша и множество полоноу имаше. Пришедше же в Русу и пожгоша 10 и оттоле поидоша к Новоугороду. Пришедшимъ же имъ к реце к Шолоне, и ту сретоша и Новугородци, по оной стране рекы Шолоны ездяще и гордящеся и словеса хоулныа износяще на воеводъ великого князя, еще же окааннии и на самого государя великого князя словеса некаа хулнаа глаголааху, яко пси лааху. Наши же сташа станомъ на се страны рекы, бе бо оуже вечеръ. Воеводы же великого князя печальны быша вельми, множество же бо беша Новогородцивъ, яко тысящь сорокъ или больши, нашихъ же мало вельми, вси бо людие по загономъ воююще, не чааху бо Новогородскые стречи, бысть бо нашихъ всехъ осталося 4 тысящи или мало больши. На оутро же наши изполчишяся и стояхоу противу имъ, и стреляющимся обоимъ, новогородци же единако хвалящеся и гордостию своею величающеся и надеяхуся на множество людей своихъ и глаголааху словеса хульнаа на нашихъ… Воеводы же глаголаху к людемъ: „Господине и братиа наша! Лутче намъ есть зде главы своя покласти за государя своего великого князя, нежели с срамомъ возвратитися“. И сиа рекши и сами напередъ подкноуша кони свои и побредоша за реку борзо. Вси же побредоша вскоре по нихъ, инии же мнози опловоша, бе бо глубока та, и кликнуша на Новогородцевъ, стреляюще ихъ, инии же с копьи и з сулицами скочиша на нихъ по песку, бе бо песокъ великъ подле рекоу. Новогородци же мало шить подръжавше и побегоша вси, июля 14, на память святаго апостола Акилы, в день неделный, в полоутра».
