Немалая часть дворянства, захваченная поначалу чисто внешней атрибутикой древнерусской архитектуры и мебели, год от года стремилась постичь и ее корневые, глубинные особенности. Так, например, архитектор Н. В. Султанов, также увлекшийся русским стилем, предостерегал художников, зодчих и прикладников от поверхностного восприятия древнерусской изобразительной культуры. Ведь еще с 70-х годов XIX столетия можно было наблюдать и чисто рыночное направление, порой доходящее до абсурда. Подобное направление народ в России в шутку называл «петушиным стилем» или «ропетовщиной». Вдохновителем этого направления «искусства прилавка» (кстати, весьма доходного в ту пору) был архитектор И. Н. Петров, поменявший два слога своей фамилии местами. Ропет «прославился» тем, что возводил дома, проектировал мебель и создавал предметы убранства с непременным присутствием в орнаментах своих творений петухов, стилизованных птиц и иной крылатой живности.
Но, к счастью, подобное «рыночное искусство» рынком и ограничивалось. Что же касается работ Монигетти, то его архитектурные проекты воплощались, а мебель оказывалась настолько изысканной, что была представлена на Всероссийской мануфактурной выставке в Петербурге в 1870 году.
В «Иллюстрированном описании» этой экспозиции можно было прочитать: «На настоящей выставке деятелем русского стиля преимущественно перед другими оказывается профессор И. А. Монигетти, что и обязывает нас отнестись к его композициям серьезно, как требует того важность предмета и новизна его. Мы не хотим сказать этим, что уважаемый профессор измыслил что-нибудь оригинально-новое, кроме туалета из белого дерева, "в старинном роде", тогда как в старину на Руси туалетов и не было, но тем не менее это произведение считаем мы лучшим из всего того, что носит его имя на выставке. Изящество формы — первая потребность в подобном произведении, и здесь профессор Монигетти вышел с честью из предстоящей ему борьбы вкуса со стилем».
Серийность — городам, уникальность — усадьбам
«Национальный романтизм» в 70—80-е годы XIX столетия приобретает особый размах.
В одной лишь Московской губернии в конце 80-х годов XIX столетия действовало более двух тысяч кустарей, производивших предметы мебели. Но в эти же годы существовали и мебельные фабрики, производившие серийную мебель. Такая мебель преимущественно для городов, а кустарная — для дворянских усадеб и крестьянских хозяйств. В сельской местности отдавали предпочтение именно уникальности, единичности изделий.
Какими же предметами мебели и мебельного оборудования обустраивали дворяне собственные усадьбы в эти годы? И какие виды мебели были предпочтительны в условиях помещичьей жизни? Диапазон оказывался крайне широк. Столяры высшей квалификации брались даже за изготовление парадных дверей, украшенных не только растительным орнаментом, но и гербами. В одних случаях они размещались прямо на дверных полотнах, а чаще для них было уготовано место в вестибюле либо на фронтоне дома (пусть и достаточно небогатого владельца). Этим мастерством, в частности, владел и петербургский мастер середины XIX века Ф. Вунш. Им же были разработаны и буфеты, и даже непростое оснащение винных подвалов — особые шкафы из сосны с железными станками для размещения на них нескольких тысяч винных бутылок.
Насколько высоко было мастерство отечественных столяров (кстати, некоторые из них были одновременно и отменными скульпторами), говорит и заказ, предложенный Якову Дунаеву в 20-х годах XIX столетия — спроектировать и изготовить иконостас для церкви Всех Скорбящих в Петербурге. Им же несколько раньше была разработана и усадебная мебель для графа Николая Петровича Шереметева.
Нельзя не удивляться, насколько уважительно и даже трепетно подходили мастера и к хранению, выдерживанию древесины. Даже случайно появляющиеся материалы тоже шли в дело. Так, в частности, Петр Исаков, охтинский столяр, изготавливает мебель «из сломанных бурею в Летнем саду старых дерев».
Помимо несложной усадебной и изысканно-мудреной дворцовой мебели русские краснодеревщики нередко берутся за сооружение и очень сложных инженерных изделий. Так, например, Карл Егорович Керем мог сооружать не только секретеры самых разнообразных моделей и устанавливать их в усадебных кабинетах. Уже в последней четверти XIX века он удостаивается серебряной медали Министерства финансов «за очень хорошее исполнение… стола с ящиком, выдвигающимся на все четыре стороны».
Услугами торгового дома «Федор Мельцер и К°» русское дворянство начало пользоваться еще с 60-х годов XIX столетия. Оно было одним из немногих, кому помещики заказывали не только отдельные предметы мебели, но порой и полную обстановку.
Помимо удивительного мастерства фирма Мельцеров притягивала и необыкновенной широтой доставляемых клиентам услуг. Здесь были организованы с большой выдумкой и такие мастерские, как скульптурная и рисовальная, столярная и токарная, слесарная и бронзовая, резная и лакировочная, швейная и обойная.
Архитектор Роман Федорович Мельцер, сын основателя компании, в конце XIX века получает заказ от императора. В 1894—1896 годах он проектирует для Зимнего дворца приемную министров, библиотеку и бильярдную. А следом (1896—1898) в Александровском дворце Царского Села создает знаменитую Палисандровую гостиную, Лиловый кабинет, приемную и рабочий кабинет Николая II.
Но при этом зодчий по-прежнему продолжает проектировать и меблировать городские и сельские усадьбы: Г. Г. Елисеева, М. Ф. Кшесинской, С. Ю. Витте, А. Ф. Кельха и Э. Л. Нобиля. В Москве на рубеже веков он отделывает особняк С. П. Рябушинского и даже успевает меблировать поместье А. Волконского в Риме, а также резиденцию болгарского царя Бориса.
Архитектурные элементы для русских дворянских усадеб делал и Ермолай Шрадер. Он создавал не только изысканных пропорций высокие парадные двери, но занимался и наборным паркетом, многопрофильными панелями, карнизами, а также деревянными элементами каминов.
Подобно Шрадеру архитектурные детали изготавливал и Николай Штанге. Интересно, что объем заказов значительно превышал физические возможности его рабочих (в 1860-е годы их было немногим более 70). Но чтобы не отказать клиенту и выполнить заказы в срок, он нанимает еще 100 рабочих и 20 мастеров, которые и работают за пределами его мастерских. Николай Штанге исполнял заказы не только на двери, шкафы, обивку стен и разнообразнейшие мебельные наборы, но поставлял и укладывал наборный паркет.
Самым загадочным среди мастеров по мебели был, пожалуй, Иван Щепетков, чья архитектура напоминала замковую.
Он умел не только создать обстановку помещений для представителей того или иного дворянского рода, но и угадать и, главное, умудриться выразить настроение заказчика. Порой, используя самые различные возможности декора, он делает потайные хранилища уникальных бумаг, фамильных и родовых реликвий, драгоценностей и антиквариата, а также ложные двери или раздвижные камины, за которыми скрываются другие помещения.
В России XIX столетия сооружений замковой архитектуры существовало совсем немного: конный двор и ряд других построек в Марфине под Москвой; Михалкове и Покровское-Стрешнево, отдельные строения которых сохранились и по сей день на окраинах столицы; Михайловский, а ныне Инженерный замок в Петербурге; Хлебный корпус в подмосковном Царицыне; башни знаменитого Знаменского-Губайлова в усадьбе рода Долгоруких; Васильевское, что принадлежало роду дворян Яковлевых; а также Молдавка, принадлежавшая потомкам древнеримского рода князей Кантакузен.
