Лишь для первых добровольцев удалось пошить относительно однообразные «казацкие кафтаны». Причем были они из разноцветного сукна с преобладанием синего. Казаков же артиллеристов, число которых чуть превышало 100 человек, украшали красные кафтаны.
Среди головных уборов черноморцев преобладали шапки из смушки с меховым околышем и матерчатым верхом, скроенные в форме цилиндра или усеченного конуса. Часть казаков носила шапки типа «мегерки». И только в 1811 году в Черноморском войске утверждают первое официальное обмундирование, да и то для лейб-гвардии Черноморской сотни.
А между тем Головатый становится день ото дня все более популярным в Петербурге. Иногда он по просьбе пригласивших его хозяев берет с собой бандуру. «Певает» старые казацкие песни, то заунывные, печальные, от которых щемит сердце и наворачиваются слезы, то разгульные — от них кружится голова. А ноги сами собой ходят ходуном.
Депутатов приглашают на все придворные празднества. Особенно ласково относится к ним великий князь Константин Павлович. Однажды, проходя мимо Головатого, он завертел пальцами около уха, точно хотел завернуть, закрутить вокруг него чуприну. И спросил у него при этом, отчего это черноморцы завертывают свою чуприну непременно за левое ухо?
— Все знаки достоинства и отличий, Ваше Высочество, как-то: сабля, шпага, ордена, носятся на левом боку, — отвечал Головатый, — то и чуприна, как знак удальства и храбрости, должна быть завернута за левое ухо.
А однажды до Екатерины доходят слухи, что Головатому ох как хотелось бы заглянуть в ее императорские апартаменты. И она тотчас же приказывает показать депутатам весь дворец. Сверху донизу. Когда же казаков ввели в ее рабочий кабинет и показали стол, за которым работает государыня, Головатый тотчас схватил перо, благоговейно его облобызал и затем с трепетом положил обратно на стол.
«Жалуется знамя войсковое»
Наконец наступает и долгожданный для казаков день. 30 июня 1792 года в Сенате получен Высочайший указ. В нем говорится, что войску Казачьему Черноморскому, собранному покойным генерал-фельдмаршалом князем Потемкиным
из верных казаков бывшей Запорожской Сечи, дана Жалованная грамота на остров Фанагорию со всеми угодьями и землями между Кубанью и Азовским морем.
А в грамоте, данной черноморцам, после перечисления их боевых заслуг было сказано:
«…Войску Черноморскому предлежит бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских; на производство жалованья кошевому атаману, войсковым старшинам и прочие по войску расходы повелевается отпускать по 20 тысяч рублей в год; предоставляется пользоваться свободною торговлею и вольною продажею вина на черноморских землях; равно впадающих в погрешности судить и наказывать войсковому начальству, но важных преступников отсылать к губернатору Таврическому. Высочайше жалуется знамя войсковое и литавры, кроме тех знамен, булавы, перначей и войсковой печати, которые от покойного фельдмаршала, по воле Императрицы, уже войску доставлены»
.
Через две недели депутаты прибывают в Царское Село, во дворец. Приносят благодарность императрице за милость к войску Черноморскому. Вот краткая речь Головатого:
«Всемилостивейшая Государыня! Ты нас приняла, яко матерь. Мы воздвигнем грады, населим села и сохраним безопасность пределов. Наша преданность и усердие к Тебе, любовь к Отечеству пребудут вечны, чему свидетель Всемогущий Бог».
Допустив казака к руке, императрица жалует Головатому золотую шпагу, а всему войску — на золоченом блюде хлеб-соль с вызолоченной солонкой, украшенной двуглавым орлом. Награждены и все остальные депутаты — каждому очередной чин. Среди награжденных и младший сын Головатого.
А перед отъездом из северной столицы им вручают Высочайшую грамоту в богатом ковчеге. А также знамя, литавры, войсковую печать, а для кошевого — саблю, усыпанную драгоценными камнями.
Между тем кошевой отряжает специальный пятисотенный конный отряд. Он-то и встречает с большой торжественностью посланцев-депутатов в 30 верстах от Слободзеи.
Здесь, на новых казачьих землях, отмечают казаки большой праздник — Успение Пресвятой Богородицы. Собирается в кош все «верное» войско и строится в две лавы, по обе стороны главной улицы. Около церкви установлен высокий помост, покрытый турецкими коврами. На нем стол, прикрытый парчой, — для царских подарков.
По левую сторону помоста — полукружием старшины с булавами, знаменами и значками. По правую — духовенство в полном облачении. Кошевой Чепега и войсковой писарь ожидают на возвышении. Как только подъезжают депутаты, подан знак — раздаются один за другим три пушечных выстрела. После чего старшины выходят навстречу и преподносят хлеб-соль от всего войска.
Головатый, церемонно приняв хлеб-соль, торжественно-медленным шагом движется между лавами. Перед ним штаб-офицеры — несут монаршие хлеб-соль, покрытые изысканной полупрозрачной тканью. Сам же Головатый теперь держит блюдо с грамотой. Рядом, чуть позади, его сыновья. Один несет письмо самодержицы кошевому. Другой — жалованную саблю изысканной работы. И все это происходит на фоне пушечного грома.
Наконец пушки замолкают. Головатый произносит приветствие. После краткой и выразительной речи он передает кошевому (с соблюдением строгой очередности) все Высочайшие дары. После этой удивительно торжественной процедуры Головатый препоясывает кошевого саблей. В свою очередь кошевой целует хлеб-соль, а грамоты передает войсковому писарю, который тотчас же доводит их содержание до окружающих. Следом Чепега приветствует, уже от собственного имени, все войско.
Торжественные процедуры продолжаются. Духовенство двигается в сторону церкви. Штаб-офицеры несут стол с подарками и ставят его перед иконой Спасителя. Затем при огромном стечении казаков Амвросий, архиепископ Екатеринославский, приступает к божественной литургии. После нее торжественно отслужен молебен с многолетием. И все это — под звон колоколов, учащенную пальбу из пушек и ружей.
Наконец, царские дары перемещают из церкви в дом кошевого, где монарший хлеб делят на 4 части. Одна поступает в войсковую церковь, другая отправляется на Тамань — к товарищам, третья делится по полкам, и, наконец, четвертая остается на столе у кошевого.
И вот тут-то и начинается широкое казачье веселье. Пьют старшины за царское здоровье. Часть гостей остается на торжественный обед. Другая же отправляется к Головатому, неся перед собой с превеликой церемонией остаток царского хлеба. И тут, и там долго гуляют, памятуя старинный казачий обычай, так же широко и вольно, как в былое время на Запорожской Сечи.
Между тем другая часть казаков — на пути в Тамань. Оказывается, еще до прибытия Головатого войско отрядило на Тамань около 4 тысяч пеших казаков. Они отправились туда под командой полковника Саввы Белого. А через две недели после войскового праздника в том же направлении выступает и сам кошевой во главе пяти полков со штабом и обозом. Два полка предусмотрительно оставлены на месте.
Поздняя осень, конец октября. Изнуренные долгим и многотрудным переходом казаки выходят на реку Ею, к границам Черноморья. Перезимовывают и уже на следующий год окончательно и накрепко занимают Кубанскую границу.
