И если число скитов с каждым годом приумножалось, значит, что-то привлекало в них казаков? Простодушные, доверчивые наездники, они были уверены, что спасение можно найти только в старопечатных книгах. Им особенно были близки молитвы и чтения в безмолвной лесной глуши. И буквально завораживал их в этих глухих, сказочных местах вид согбенного старца в клобуке, мантии, а нередко и в железных веригах.
Десятки, сотни, полусотни
Воинский «уряд» терцев и гребенцов был точно таким же, как и в других казачьих дружинах. Походные казаки, прежде чем сесть «на-конь» или разместиться в стремительных, легкокрылых стругах, рассчитывались на десятки, полусотни и сотни. И тут же, перед выступлением, выбиралось вольное походное начальство. Сверху и донизу, начиная с походного атамана и кончая десятником. И если казакам их начальник приходился по сердцу, можно было ожидать от них чудеса храбрости. Причем здесь, в походе, власть у походного была абсолютной.
Примечательно, что службу в этой конной вольнице начинали в то время очень рано — в 15 лет. И несли ее фактически всю жизнь. Случалось, что и древний старец вскарабкивался на вышку, чтобы постеречь станицу, пока вернутся походники.
Издревле так уж повелось, что малолетки, пополняя боевые ряды, поступали под опеку своих сродников. Их не только опекали, но и прикрывали грудью в яростной, кровавой сече. А на привалах или ночлегах, когда завзятые казаки отдыхали, малолетки приучались к сторожевой службе, как это, кстати, водилось с давних времен у горцев. В их обязанности входило оберегать коней, обходить дозором местность и окликать встречных.
Уже с водворением гребенцов на левом берегу Терека один только Пятисотенный полк постоянно находился на государевой службе. На него казна отпускала денежное и хлебное жалованье. Другие же казаки отбывали службу на хместе и служили, по казачьему выражению, «с воды и с травы», иными словами, безо всякого содержания.
Получение денежного жалованья было сопряжено с приятными, традиционными процедурами. Ежегодно за этим делом «выряжалась» с Терека зимовал станица с войсковым атаманом. И, надо сказать, казаки очень дорожили своим правом предстать пред царские очи, услышать похвалу в собственный адрес и получить подарки. По обычаю, войскового атамана жаловали почетной саблей и серебряным ковшом, а войскового есаула, писаря, сотника и казаков — либо деньгами, либо саблями.
Иногда из столицы привозились и Высочайше пожалованные знамена.
Давние годы — былые походы
Еще с давних времен по Руси гуляла молва об испытанной верности и воинской доблести казаков, что называется, «сидевших» на Тереке. Говорилось, что не знают они «заячьего» отступления, а при встрече с врагом, пусть и многочисленным, «схватываются с коней» и бьются на месте. В дальних и совместных с ратными людьми походах они, будучи и в малом числе, не только сами отличались, но и подавали другим пример неслыханной отваги.
Слава о казаках разгуливала и во времена царя Алексея Михайловича, когда они, находясь бок о бок с царскими ратными воинами под Чигирином (неподалеку от Киева), «…людей турских и крымских побили, с Чигиринских гор окопы их, городки, обозы, наметы
, пушки и знамена сбили, многие языки поймали, — отчего визирь турского султана и крымский хан, видя над собой такие промыслы и поиски, от обозов отступили и пошли в свои земли». Именно так было сказано в царской грамоте, что получил водивший казаков атаман Каспулат Черкасский.
И позже, еще при малолетнем Петре Великом, гребенцы и терцы ходили добывать Крым. А затем, когда царь двинул свою рать под Азов, казаки вышли навстречу передовому корпусу Гордона к Царицынской переволоке.
Участвовали казаки и в первом русском походе на Хиву, организованном Петром еще в 1717 году. Царь, искавший выгодных путей для русской торговли, намеревался установить с Хивой прочные торговые связи. И уже потом, со временем, пройти кратчайшим путем в Индию, где наше появление сулило еще больше торговых выгод. Однако поход оказался несчастливым. Тогда у небольшого еще Гурьева городка собралось немалое войско — около 6000 человек. В их числе был и Гребенской полк и часть терцев.
В устном пересказе сохранилось интереснейшее воспоминание о той поре одного из немногих оставшихся в живых участников этой затяжной экспедиции. Он, Иван Дёмушкин, ушел в поход молодым казаком, а возвратился седым, как лунь, стариком. Отсутствовал он в родных местах так долго, что родной его городок Червленый перенесен был на новое место, и Иван не нашел ни улицы своей, ни дома, ни даже следов людских…
Вот недлинный рассказ этого казака, случайным образом дошедший до наших дней.
«…Как мы взяли от отцов и матерей родительское благословение, как распрощались с женами, с детьми, с братьями да сестрами и отправились к Гурьеву городку, где стоял князь Бекович-Черкасский. С того сборного места начался наш поход безталанный, через неделю или две после Красной Горки. Потянулась перед нами степь безлюдная, жары наступили нестерпимые. Идем мы песками сыпучими, воду пьем соленую и горькую, кормимся казенным сухариком, а домашние кокурки давно уже повышли.
Где трафится бурьян, колючка какая, сварим кашу, а посчастливится, подстрелим сайгака, поедим печеного мяса… На седьмой или восьмой неделе мы дошли до больших озер: сказывали яицкие казаки, река там больно перепружена. До этого места киргизы и трухмены (туркмены. — С.О.) два раза нападали — мы их оба раза, как мякину, по степи развеяли.
Яицкие казаки дивовались, как мы супротив длинных киргизских пик в шашки ходили, а мы как понажмем халатников да погоним по-кабардинскому, так они и пики свои по полю побросают. Подберем мы эти шесты оберемками, да после на дрова порубим и каши наварим. Так-то.
У озера князь Бекович приказал делать окоп: прошел, вишь, слух, что идет на наш отряд сам хан хивинский с силой великой басурманской. И точно — подошла орда несметная. Билась она три дня, не смогла нас одолеть. На четвертый — и след ее простыл. Мы тронулись к Хиве.
Туг было нам небесное видение. Солнышко пекло, пекло, да вдруг стало примеркать; дошло до того, что остался от него один краешек. Сделались среди бела дня сумерки. В отряде все притихли, на всех нашел страх… Пошел по отряду говор, только невеселый говор. Все старые люди — казаки, драгуны, астраханские купцы, — в один голос сказали: «Сие знамение на радость магометан, а нам не к добру». Так оно и вышло.
За один переход до Хивы хан замирился, прислал князю Бековичу подарки, просил остановить войско. А самого князя звал в гости в свой хивинский дворец. Бекович взял с собою наших гребенских казаков, 300 человек, под коими еще держались кони. И мы с дядей Иовом попали в эту честь. Убрались мы в новые чекмени, надели бешметы с галуном, коней поседлали наборной сбруей и в таком наряде выехали в Хиву.
У ворот нас встретили знатные ханские вельможи, низко кланялись они князю, а нам с усмешкой говорили: «Черкес-казак якши, рака будет кушай!» — Уж и дали они нам рака, изменники треклятые! — Повели через город, а там были заранее положены две засады.
