Лев Константинович Артамонов — командир 1-го армейского корпуса
Если бы немцы твердо рассчитывали на победу, то даже после тактического поражения при Гумбиннене, командующий VІІІ-й армией ген. М. фон Притвиц должен был притянуть к себе ХХ-й армейский корпус ген. Ф. фон Шольца, прикрывавший Восточную Пруссию со стороны Нарева, и возобновить сражение через пару дней. В таком случае 1-я русская армия, возможно, была бы разбита, что позволяло германскому командованию с успехом бороться против 2-й русской армии. Но — предвоенные сведения, помноженные на собственную ошибку в оценке неприятельских сил, дали иной расклад оперативного замысла. Вечером 7 (20) августа после сражения командующий VІІІ-й германской армией ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон определил силу 1-й армии ген. П.К. фон Ренненкампфа в десять с половиной пехотных дивизий (данные мобилизационного расписания № 18 плюс 20-й армейский корпус). Да еще и многочисленная конница. Такой подсчет означал, что русские имеют существенное численное превосходство над Восточной группой VІІІ-й германской армии. Между тем фактически 1-я армия имела лишь шесть с половиной пехотных дивизий (Гвардейский корпус убыл под Варшаву, а 1-й армейский корпус был переброшен на левый фланг 2-й армии). Такая оценка, наряду с большими потерями как наглядной демонстрацией степени боеспособности русских, явилась одной из основных причин, побудивших неприятеля отступить от Гумбиннена 7 (20) августа 1914 года.
В ночь на 7 (20) августа немцы стали отступать без малейшего противодействия посредством преследования со стороны русских. Одним из итогов сражения явилась его незавершенность с русской стороны: отсутствие преследования противника сразу же после победы. Причем здесь имеется в виду не тактическое преследование (вслед за отступающим неприятелем на самом гумбинненском поле), но оперативное — на следующее утро по пятам откатывающегося врага. Войска 1-й армии оставались на месте прошедшего сражения в течение двух дней. Это обстоятельство позволило впоследствии утверждать, что 1 — я армия должна была, не теряя времени, броситься вперед и уничтожить противника, отходившего, кстати говоря, за заблаговременно укрепленную линию реки Ангерап (семь-восемь километров к западу от реки Роминта). В отечественной историографии можно встретить утверждение, что русские вполне могли довершить разгром противника, что «обстановка позволяла русскому командованию нанести крупное поражение VІІІ-й немецкой армии. Благоприятный момент был упущен. Вместо того, чтобы организовать преследование разбитых в Гумбиннен-Гольдапском сражении германских войск, генерал Ренненкампф бездействовал».
Но вряд ли командующий 1-й армией мог нанести неприятелю «крупное поражение». Даже само соотношение сил было не в пользу 1-й армии (если учесть не простое соотношение штыков и сабель, которое также по числу штыков приближалось к равенству, а огневую мощь дивизий и корпусов, и нерешительность русской конницы). Превосходство русских заключалось, прежде всего, в силе духа и степени обученности солдатского состава. Однако можно вспомнить личный состав германского І-го армейского и І-го резервного корпусов, из местных уроженцев, чтобы сказать, что немцы были готовы упорно драться даже и после поражения. Напомним также, что все без исключения командиры германских корпусов, в том числе и командир 17-го корпуса ген. А. фон Макензен, чьи войска понесли наибольшие потери и побудили командующего VIII-й армией посчитать себя побежденным, настаивали на немедленном возобновлении сражения. Конечно, неизвестно, каков был бы результат нового сражения, но тот факт, что германские командиры отнюдь не потеряли присутствия духа, очевиден.
Немецкая пехота маскирует железнодорожную платформу
В оценке численности русских войск, как показано выше, ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон ошибся на целых четыре пехотных дивизии, то есть, более чем на шестьдесят тысяч активных штыков с соответствующей артиллерией. Возобновление сражения означало бы, что противник получал возможность определить действительную численность 1-й русской армии, что при отсутствии тяжелой артиллерии могло привести уже к поражению войск генерала Ренненкампфа, пока части 2-й русской армии медленными темпами еще только выдвигались к границе. Нехватка пехоты в 1-й русской армии (в связи с образованием Варшавской группировки по велению Верховного главнокомандующего) не позволила командующему 1-й армией добить врага: еще неизвестно, что последовало бы на следующий день после боя, будь у П.К. фон Ренненкампфа еще один армейский корпус.
Однако ген. Ренненкампф, «почивая на лаврах» своей победы, не придал должного значения тому, что его войска утратили соприкосновение с противником. Проигнорировав неоправданную бездеятельность своей кавалерии, командующий не предпринял организационных и дисциплинарных шагов в отношении кавалерийского командования, которые диктовала ему его должность. Не обеспокоившись фактом «потери» противника, ген. Ренненкампф занялся подготовкой похода на Кенигсберг, словно речь шла о колониальной экспедиции или подавлении какого-либо восстания. Иначе говоря, учитывая моральное потрясение германцев, разочарованных неблагоприятным для них исходом первого же сражения, русским можно было попытаться превратить тактическое поражение противника в оперативный успех, вынуждающий врага поспешить с отступлением за Вислу. Приходится констатировать, что подобные активные действия, связанные с борьбой за темпы операции, оказались чужды русским военачальникам. Только горький опыт войны побудит русских генералов ценить фактор времени в проведении операций. Действительно, командующий 1-й армией не сумел организовать преследования отступающего неприятеля, зато своевременно отправил телеграмму вдовствующей императрице Марии Федоровне (шефу Кавалергардского гвардейского полка, входившего в состав 1-й гвардейской кавалерийской дивизии) о потерях в Кавалергардском полку с перечислением имен погибших и раненых офицеров.
Полевая кухня
Русское командование начала войны воевало еще по старым принципам воевания: сразился, отдохнул, понемногу пошел в преследование, которому перед войной никто и не учил. Достаточно, наверное, вспомнить, что в век железных дорог, в Восточной Пруссии, столь богатой железнодорожной сетью, русские преследовали противника конницей не сразу после боя, а через сутки-другие после него. За это время неприятель становился уже недосягаем. Это относится не только к ген. П.К. фон Ренненкампфу, ведь и главнокомандующий армиями фронта ген. Я.Г. Жилинский также разделял взгляды на необходимость отдыха войск после боя, в том числе, и резервов, не участвовавших в сражении.
Отметим также, что до поля сражения при Гумбиннене части 1-й русской армии прошли шесть дней без дневок — то есть, без дневного отдыха. Именно на 7 (20) — е августа была назначена первая дневка, но действия немцев, принявших бой перед укрепленной линией реки Ангерап, спутали все планы штаба 1-й армии. Следовательно, к 8 (21) — му числу русские солдаты и офицеры, непрерывно маршировавшие от государственной границы несколько дней, а затем еще и нанесшие поражение неприятелю, просто-напросто выдохлись, и минимальный отдых им был необходим. Те два дня, что 1-я армия стояла на поле Гумбинненского сражения, были использованы командованием армии для того, чтобы подтянуть тылы. Таким образом, преследовать откатывающегося вглубь Восточной Пруссии противника могла только армейская кавалерия ген. Гуссейна хана Нахичеванского, который этого не сделал. В связи с тем, что хан был назначен на свой пост командованием фронта и имел обширные связи в придворных кругах, сместить его ген. П.К. фон Ренненкампф не решился.
