Оперативная пауза зимы 1915–1916 годов, прерываемая локальными ударами (наступление на Стрыпе 7-й и 9-й армий Юго-Западного фронта; Нарочская наступательная операция армий Северного и Западного фронтов), позволила укрепить Действующую армию. Развернувшаяся оборонная промышленность дала вооружение, запасные пехотные полки — резервистов, опыт войны выдвинул на большинство командных постов талантливых командиров, которых не хватало в начале войны на высших должностях.
Однако Верховное главнокомандование по-прежнему опасалось, что неблагоприятная ситуация Великого Отступления может повториться. В войска продолжали поступать указания, угрожавшие личному составу наказаниями за пленение при определенных обстоятельствах. Так, в начале 1916 года, как отмечалось в приказах по фронтам, «начальник Штаба Верховного главнокомандующего признал необходимым, чтобы во всех случаях добровольных сдач в плен, а также и в случаях совершения иных преступлений при сдаче в плен обязательно назначались бы в порядке Военно-Судебного устава дознания или предварительные следствия с целью собрания всех необходимых данных для суждения виновных по окончании войны или по возвращении из плена». Видно, что появляется новая правовая составляющая — «иные преступления при сдаче в плен», и очевидно, что данный тезис должен был трактоваться расширительно, то есть так, как это было бы в каждом конкретном случае установлено следственными органами.
Лишь теперь, помимо приказов, суть и смысл которых рядовым бойцам должны были разъяснять офицеры, которые зачастую этого не делали, так как фронтовой опыт показывал, что указания Ставки могут быть и не применимы для окопов, в войсках стали распространяться специальные брошюры. Эти книжечки, предназначенные прежде всего для резервистов (все те, кто хотел драться, остался в рядах Действующей армии к исходу кампании 1915 года), умело сочетали угрозы со страхом. Но в любом случае в таком вопроснике для молодых солдат и ратников (брошюры составлялись по образцу «вопрос — ответ», так как считалось, что именно данная методика наиболее понятна и восприимчива для солдат) о проблеме пленения говорилось, что сражаться необходимо штыками и даже зубами, ни в коем случае не сдаваясь в плен. В вопроснике приводились, в частности, следующие тезисы:
«Можно ли сдаваться в плен? Ни под каким предлогом! Плен для солдата — величайший позор, и сдавшийся в плен — изменник Государю и Родине. Лишь только тот может быть взят в плен, кто тяжко ранен или контужен, истекает кровью и не в силах сопротивляться».
«Какое наказание тому, кто сдается в плен? Смертная казнь».
«Как поступают немцы и турки со сдавшимися добровольно в плен? Они их или прикалывают, или вешают, или расстреливают, или же голодом морят».
«Что лучше — умереть в бою с честью и славой или в плену у немцев или турок с позором и от голода? Лучше умереть в бою, так как смерть не страшна, а страшен позор… живым в плен не сдаваться, помни, что это страшный позор».
[81]
Очевидно, что основной упор был сделан на моральном факторе — позоре пленения и оценке плена как измены. Фактов смертной казни для сдавшихся в плен не было, и каждый солдат это знал. А ларчик открывался просто — надо наступать, а не отступать, надо умело руководить войсками, а не впадать в панику при малейшей трудности, надо дать личному составу сильную технику, а не отбиваться ружейным огнем от тяжелых гаубиц.
Кампания 1916 года снизила количество потерь пленными впятеро. Это и был результат не столько пропаганды, так как в окопах любая наносная шелуха слетала в мгновение ока, сколько возросшего воинского искусства русских войск, повышения уровня воинского искусства командования, насыщения Действующей армии вооружением и боеприпасами. И главное — перехвата стратегической инициативы, так как в наступлении войска несут больше кровавых потерь, но гораздо меньше — пленными (исход Восточно-Прусской наступательной операции августа 1914 года — это результат абсолютно некомпетентного командования на Северо-Западном фронте во всех высших звеньях).
Что касается обращения противника с русскими военнопленными, то оно было жестоким, но сведения об этом существуют самые противоречивые. И до сих пор невозможно дать верную оценку содержания пленных в неприятельских державах. Суть плена 1914–1918 гг. одна: «Нормальной формой содержания пленных в мировую войну было не временное, а постоянное заключение со строгим режимом, во многих отношениях носившее характер тюремного. Такое положение пленных было следствием шпиономании и национальной ненависти, распространенной во всех государствах. Плен воспринимался как наказание».
[82]
С одной стороны, нормы международного законодательства нарушались, и нарушались порой грубо и недостойно. Но нарушали все. Издевательства существовали, и достаточно тяжелые. Но это также было характерно для всех воюющих стран. Приведем пример с турецким фронтом. Считалось, что хуже всего было в турецком плену. Попавший в турецкий плен врач с минного заградителя «Прут» (погиб в неравном бою с германскими крейсерами в начале войны) вспоминал: «Положение пленных матросов и солдат было невыносимым. За малейшее ослушание их били палками по пяткам, что многих приводило к сумасшествию или еще хуже — к смерти… При таких условиях, как содержались пленные, начали появляться болезни — например, тиф… Болезни усиливались еще жестоким обращением с пленными».
[83] С другой стороны, современный исследователь В. В. Беляков пишет, что хорошее отношение к турецким пленным в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. откликнулось в Первую мировую войну. «Эффект плена» — «когда на Кавказском фронте не отмечалось вопиющей жестокости противников…».
[84] Судя по всему, истина посередине.
Что касается германского плена, о котором непременно отзываются в негативном ключе. В. П. Галицкий пишет: «В Германии, например, было традиционно плохое отношение к русским военнопленным. Лагеря для них располагались в неприспособленных помещениях, в болотистой местности; нередки были издевательства, избиения и, конечно, плохое питание».
[85]
Все это верно, перечень исчерпывающий. Но даже и здесь следует разобраться подробнее.
Лагеря в «неприспособленных помещениях» располагались в первые полгода войны, когда германское военно-политическое руководство еще питало слабые надежды на блицкриг. Как только стало ясно, что конца войне не видно и предстоит жить в военное время неопределенно долгое время, стали немедленно проводиться соответствующие организационные мероприятия. Все технические улучшения в лагерях были проведены весной-летом 1915 года.
