Таким образом, и в брежневское время судьба бывших пленных оставалась запретной темой. Поэтому неудивительно, что первое детальное исследование судьбы советских военнопленных, вышедшее в свет в 1978 году в ФРГ, хотя и было сразу же переведено на русский язык для внутреннего пользования в Институте военной истории при советском Министерстве обороны, но одновременно под грифом «совершенно секретно» было спрятано под замок [62].
Лишь во времена гласности были вновь использованы те подходы, которым положили начало Некрич и Григоренко. Советские историки, вооруженные новым самосознанием и в совершенно иных условиях работы, вновь обратились к исследованиям сталинизма [63]. Наряду с другими запретными темами, в частности — «массовых репрессий» 1936–1938 годов, пакта Сталина — Гитлера, ошибочных решений начального периода войны и советских военных потерь, в центре всеобщего интереса оказалась и судьба советских военнопленных. Решающий импульс к общественной дискуссии на эту тему дала публикация в правительственной газете «Известия» в августе 1987 года статьи, в которой было выдвинуто требование о принятии закона о полной реабилитации бывших военнопленных. Сам факт, что данная статья была опубликована «Известиями», свидетельствует о том, что это требование поддерживалось и в правительстве. Это не означает, однако, что внутри советского руководства существовал консенсус в этом вопросе. Напротив, статья «Известий» вызвала резкие протесты в первую очередь со стороны старых военных. Рупором жесткой оппозиции стала армейская газета «Красная Звезда». В начале 1988 года в статье полковника В. Филатова по вопросу военнопленных говорилось: «Означает ли это, что было ошибкой считать плен позором, бесчестьем и унижением? Означает ли это, что сегодня хотят доказать, что плен — это мужество и героизм? Означает ли это, что нам хотят доказать, что поля битвы, на котором солдат может завоевать почести или покрыть себя позором, более не существует?» [64].
Цитируя «Войну и мир» Льва Толстого, Филатов утверждал: «Нельзя никого взять в плен, если только тот, кого берут в плен, с этим не согласен, так же как и нельзя поймать ласточку, если только она сама не сядет на ладонь».
В этом высказывании отразился взгляд на ситуацию окруженных советских армий летом 1941 года, который хотя и соответствовал принятой со времен Сталина линии советской исторической науки, но не имел ничего общего с действительностью. Конечно, верно то, что в первые недели войны тысячи советских солдат перебежали на сторону немцев, то есть, как гласило обвинение в адрес всех бывших военнопленных, «направились в плен». Однако даже при поверхностном ознакомлении с германскими военными документами не остается никакого сомнения в том, что лишь незначительную долю пленных составляли перебежчики. Уже после первых крупных сражений в «котлах» в августе 1941 года немецкие командиры в войсках потребовали отмены приказа о комиссарах, так как после известий о расстрелах перебежчики исчезли, а советские солдаты стали оказывать ожесточенное сопротивление. За
1942–1944 годы, когда германская пропаганда предпринимала огромные усилия, чтобы побудить красноармейцев к переходу линии фронта, существуют статистические данные: в 1942 году было 79 769 перебежчиков, в 1943-м — 26 108, а в 1944 году — 9207 [65]. Но за тот же период было взято в плен 2 400 000 советских солдат. Любой ценой удержать линию фронта — отвечало целям германского командования, которое стремилось уничтожить Красную Армию в ходе сражений в «котлах». Отрезанным от собственного тыла красноармейцам не оставалось иного выбора, как капитулировать, когда у них иссякли боеприпасы, горючее и провиант. Альтернатива могла состоять лишь в том, чтобы подвергнуть себя массовому уничтожению, без возможности оказать сопротивление и без малейшего военного смысла.
Распад Советского Союза и огромные экономические и социальные проблемы, вставшие перед населением государств-преемников, привели к тому, что начавшаяся переоценка судьбы советских военнопленных была в значительной мере позабыта. Однако полная реабилитация этой группы населения, которая вынесла самые тяжкие испытания сначала под гнетом нацизма, а затем сталинизма, все еще отсутствует.
Примечания
1. Kurt W. Boh me. Die deutschen Kriegsgefangenen in sowjetischer Hand. Eine Bilanz. (Zur Geschichte der deutschen Kriegsgefangenen im Zweiten >№ltkrieg, Bd. VII). Munchen, 1966.
2. О судьбе советских военнопленных см.: Streit Ch. Keine Kameraden. Die >fehrmacht und die sowjetischen Kriegsgefangenen 1941–1945. Stuttgart, 1978; новое издание: Bonn, Dietz, 1991. В новом издании на с. 19–23 имеется перечень новых публикаций по этой теме. Кроме того, см.: Streim A. Die Behandlung sowjetischer Kriegsgefangener im «Fall Barbarossa*. Heidelberg, 1981.
3. Cm.: Streit Ch. Op. cit. S. 244–246 с прим. — Число освобожденных пленных оценивается приблизительно. До мая 1944 года из плена было освобождено 816 000 советских военнопленных. Сколько пленных было освобождено в 1944–1945 годах для службы в армии Власова, установить не представляется возможным. Ввиду отчаянных усилий промышленности и вермахта по привлечению дополнительной рабочей силы, представляется маловероятным, что их число превысило 100 000 человек.
4. Книга «Гриф секретности снят», подготовленная комиссией российских военных историков под руководством генерал-полковника Г. Ф. Кривошеева (М., 1993), определяет общее число военнопленных и пропавших без вести цифрой 4 559 000 человек, из которых 1 836 000 были после войны репатриированы, а еще 939 700 освобождены и вновь призваны на военную службу еще до конца войны. 500 000 человек из числа пропавших без вести считаются погибшими, так что остается 1 283 000 погибших; согласно немецким данным, например одному из исследований без документального подтверждения, погибло 673 000 советских пленных — абсурдно низкая цифра, учитывая, что немецкая документация позволяет весьма точно установить, что счет погибших советских пленных велся на миллионы. Одна лишь неполная справка, составленная отделом по делам военнопленных Верховного командования вермахта (согласно другим источникам), по состоянию на 1 мая 1944 г. называет конкретную цифру погибших 1 981 364 человека при общей численности пленных 5 163 381 (ВА-МА RH 2/v. 2623). Несостоятельный подсчет комиссии может объясняться тем, что она не пользовалась немецкими документами, а также не учитывала результатов немецких исследований на эту тему, к настоящему времени довольно обширных. Авторы утверждают, что используемая в немецких исследованиях цифра общего числа пленных — от 5,2 до 5,7 млн — является вымыслом нацистской пропаганды. Однако эти данные основаны на источниках из первых рук: справка генерал-квартирмейстера сухопутных сил от 8 января 1945 г. называет цифру 5 231 057 человек (ВА-МА RH 2/v. 2623); один из документов ведомства военного хозяйства Верховного командования вермахта от 20 января 1945 года приводит оценку руководителя отдела по делам военнопленных: 5,6 млн по состоянию на декабрь 1944 года (ВА-МА Wi VI.82); справка отдела зарубежных армий Востока Верховного командования сухопутных сил от 20 февраля 1945 года по состоянию на 31 января 1945 года называет цифру 5 734 528 общего числа пленных (ВА-МА НЗ/728). Подсчет комиссии несостоятелен и по другой причине: она хоть и утверждает, что учтены «потери личного состава советской стороны», но включает в понятие «военнопленных» только военнослужащих Красной Армии. Таким образом, исключаются бойцы особых формирований гражданских властей, народного ополчения, рабочих батальонов, милиции и т. д., равно как и мобилизованные, которые попали в плен, находясь в пути к своим воинским частям. Недопустимо, чтобы все они, будучи причислены немецкой стороной, разумеется, к военнопленным, при подсчете общего числа погибших были просто проигнорированы.
