Ядром гитлеровской концепции было завоевание России, но новый Тройственный союз в составе Германии, Англии и Италии также был оригинальным и важным составным элементом внешнеполитической конструкции. Гитлер создавал необходимые предпосылки и гарантию для похода на Восток; с другой стороны, удар Германии лишь на Восток и отказ от любых других территориальных притязаний должен был сцементировать Тройственный союз.
Было бы неверным утверждение, будто эта своеобразная союзническая политика Гитлера объяснялась лишь идеологическими симпатиями к фашистской Италии и расовым предпочтением по отношению к «нордической» Англии. Его концепция содержала холодный внешнеполитический расчет. «Судьбы народов прочно сливаются, — писал он, — но только в случае перспективы на общий успех в смысле совместных приобретений, захватов, короче говоря, путем взаимного расширения сферы господства».
Англия, Италия и Германия как империалистические державы казались ему естественными партнерами, поскольку их экспансионистские устремления имели различные направления: Англия стремилась в заморские края, Италия — на юг, в район Средиземного моря, Германия же (в представлении Гитлера) — исключительно на Восток, в Россию. Нельзя сказать, что такое представление было совершенно нереальным.
Гитлер был также готов пойти на жертвы ради желанной общности интересов между Германией, Англией и Италией и устранить путем «великодушного» отказа от односторонних выгод возможные конфликтные ситуации. «С Италией, которая переживает свое национальное возрождение и у которой большое будущее, — писал он, — Германия должна идти вместе. Для этого необходимо, чтобы Германия в ясной и обязательной форме отказалась от немцев, проживающих в Южном Тироле. Болтовня о Южном Тироле, пустые протесты против приверженцев Муссолини лишь наносят нам ущерб, так как они отдаляют от нас Италию. Политика — это не сантименты, а холодный расчет».
В отношении Англии нужно было проявить еще большую осмотрительность и сдержанность. «Для осуществления такой политики (политики «захвата жизненного пространства» за счет России) в Европе был лишь один союзник: Англия. Для привлечения Англии на свою сторону можно было принести любую жертву, как бы велика она ни была. Нужно было отказаться от колоний и от влияния на море, а также избавить английскую промышленность от конкуренции». Здесь Гитлер изложил свои аргументы в форме критики «мировой политики» кайзеровской Германии и сформулировал их в прошедшем времени, хотя говорил о будущем. И после 1933 года он придерживался этой концепции. Гитлер не проявлял интереса к заморским колониям и ограничил германский флот по договору с Англией до размера, составлявшего одну треть английского флота [1]. Он даже сдержал промышленную конкуренцию с Англией, направив германскую внешнюю торговлю в Юго-Восточную Европу.
Итак, Англия и Италия были для Гитлера партнерами и друзьями, в которых Германская империя нуждалась для достижения своего империалистического господства. Франция же и Россия являлись, согласно его концепции, неизбежными и предопределенными врагами, которых надо было подчинить и уничтожить военным путем. Однако Гитлер в своих планах отводил этим странам разные места.
Завоевание, подчинение и колонизация немцами России были для Гитлера единственной «незыблемой» целью его политики, которой подчинялось все остальное. «Это единственная акция, которая позволяет оправдать кровопролитие перед богом и нашим немецким потомством». Вокруг этого все вращалось, этому все было подчинено. Для Гитлера будущее Германии находилось в России, подобно тому как для кайзера Вильгельма II оно было связано с морем.
Несмотря на значительно превышающую численность населения СССР, известный русский патриотизм и неоднократно испытанную способность русских воевать, Гитлер не сомневался в успехе своих чудовищных захватнических планов.
Для Гитлера Россия была тем самым объектом, той единственной целью, которую он поставил перед обновленным германским империализмом. Для гитлеровской Германии и для самого Гитлера Россия была врагом не потому, что она ему угрожала или даже мешала, а потому, что он поставил своей целью захватить ее.
Другими были планы Гитлера в отношении Франции. Эта страна не была для него будущим «жизненным пространством» для рейха, он не хотел ее заполучить, хотя и говорил об «уничтожении» Франции, и поэтому никогда не было ясности, что он под этим подразумевал. Для Гитлера Франция была врагом потому, что она не могла, исходя из своих насущных интересов, допустить такого огромного усиления мощи Германии, как это планировал Гитлер, и представляла для Германии опасность с тыла при осуществлении намеченного похода на Восток. В отличие от Англии и Италии Гитлер не верил, что от естественной враждебности Франции можно откупиться и сделать из нее партнера и соучастника грабительства. Поэтому он считал войну с Францией неизбежной, хотя и не связывал с нею истинные цели войны. Для Гитлера «эта вечная и сама по себе бесплодная борьба с Францией» имела смысл лишь «при условии, что в ее уничтожении Германия видит единственное средство, позволяющее наконец создать своему народу условия для возможного распространения в другом месте». Как это ни странно, но война против Франции, даже «война на уничтожение», была для Гитлера якобы мерой обороны. Если бы Франция неожиданно прекратила мешать осуществлению восточных планов Германии, эта мера была бы излишней. И действительно, представляется сомнительным, хотел ли Гитлер войны против Франции, поскольку перед схваткой с Россией она была развязана лишь для необходимой перестраховки. Когда после 1933 года отпала опасность превентивной войны Франции против вооружения Германии, когда Франция в 1936 году пассивно реагировала на оккупацию Рейнской области, а в 1938 году даже активно участвовала в расчленении своего союзника — Чехословакии, Гитлер начал думать о том, нельзя ли в отношении Франции обойтись без войны. Однако на всякий случай он неизменно готовил и военный вариант. Так или иначе, но нужно было позаботиться о том, чтобы Франция не играла сдерживающей роли в решающей фазе осуществления экспансии Германии на Востоке.
По-другому складывались отношения с Польшей. Первоначально Польша не числилась в гитлеровской концепции врагом. Более того, ей, также как Венгрии и Румынии, предопределялась роль вспомогательного народа в походе против России. Из Польши Гитлер также намеревался извлечь скромную выгоду. Все три страны получили бы право в порядке вознаграждения за предоставление плацдарма и помощь оружием расширить свою территорию за счет России на Востоке. Правда, в конечном счете они, будучи включенными в огромную великогерманскую восточную империю, стали бы беспомощными государствами, сателлитами Германии, но при соответствующем поведении — с подобием суверенитета и привилегированным статусом союзников.
Польше, которая являлась наиболее крупным из вышеуказанных государств, Гитлер был даже готов заплатить за партнерство серьезными уступками. Первоначально он обращался с Польшей почти так же, как и с Италией. Заключенный Гитлером в 1934 году со своим восточным соседом пакт о ненападении был наряду с отказом от Южного Тироля единственным моментом в гитлеровской внешней политике, который был встречен в Германии с некоторым ропотом. Еще зимой 1938/39 года, когда обстановка стала сложной, Гитлер потребовал в качестве, так сказать, платы за предложенный им на двадцать пять лет союз с Польшей лишь Данциг и экстерриториальное сообщение по «коридору» через ставшую польской Западную Пруссию в Восточную Пруссию [2]. Не вызывает сомнений, что в то время он хотел иметь в лице Польши лучше союзника, нежели врага. Причины, побудившие его изменить свое мнение и избрать войну против Польши как подготовку к агрессии против России, в том числе как подготовку к ранее планировавшейся лишь в России колонизации, были не отрицательная позиция Польши в вопросе о Данциге, а отказ от союза с Германией. Во внешнеполитической концепции Гитлера место каждого государства зависело от того, как оно относилось к его планам в отношении России. Тот, кто их поддерживал, был другом и союзником. Тот, кто мешал, был врагом, если даже первоначально ему отводилась роль союзника.
