Но он заблуждался. Спустя полгода Гитлер оккупировал всю Чехословакию, даже не думая прибегать к «методу консультаций». Вновь как гром среди ясного неба произошла военная интервенция, причем на этот раз без оправдания задним числом, как это было год назад в Австрии. Кроме того, на этот раз она была совершена не в отношении территории, заранее отданной Гитлеру. Да и по своему характеру захват был совсем излишним, поскольку беспомощный, раздробленный, списанный западными державами в Мюнхене остаток Чехословакии был и без того игрушкой в руках Гитлера. Это была демонстрация в адрес Англии: мы не допустим, чтобы нас опекали, в своей сфере мы делаем все, что хотим!
Реакция Англии была соответствующей. На этот раз Чемберлен больше не делал хорошей мины при плохой игре. Через четырнадцать дней после вступления немцев в Прагу он сообщил Польше о гарантиях Англии против любого нападения, которое «она будет рассматривать как угрозу своей неприкосновенности и суверенитету». Если вступление Гитлера в Прагу было демонстрацией в адрес Англии, то гарантии Чемберлена Польше были демонстрацией в адрес Германии. Фактически это был чистый блеф: Англия не могла защитить Польшу в случае нападения на нее Гитлера. И это понимал каждый. Заявление о гарантиях было просто сигналом Гитлеру: если вы сделаете с Польшей то же самое, что сделали с Чехословакией, то это будет означать войну с нами.
Но и это было частично блефом. В 1939 году Англия не была в состоянии вести настоящую войну против Германии. Она не хотела и не могла хотеть исходя из своих интересов войны против Германии. Англия стремилась угрозой войны, выраженной в гарантиях Польше, припугнуть Гитлера и вернуть его на путь консультаций. Если бы Гитлер пошел на это, Англия Чемберлена, видимо, была бы готова к новому «Мюнхену» по вопросу о Данциге. Для Англии речь шла не о Данциге и даже не о Польше, а лишь об удержании Гитлера, что сначала планировалось достичь услугами, затем уступками и угрозами и, наконец, в силу необходимости, открытой угрозой.
Но Гитлер был полон решимости идти напролом, раз и навсегда заставить Англию отказаться от попыток сдерживать его. На угрозу он ответил угрозой, на блеф блефом. На гарантию Чемберлена Польше он ответил расторжением англо-германского военно-морского соглашения и пакта о ненападении с Польшей. Гитлер разгадал, конечно, блеф английской угрозы войны, но он и сам не воспринимал всерьез свою угрозу. Учитывая свои интересы, Гитлер не хотел и не мог хотеть войны с Англией. Кстати, в 1939 году он не мог и вести ее, поскольку германскому военно-морскому флоту требовалось еще несколько лет, чтобы подготовиться к войне против Англии.
Так, летом 1939 года блеф столкнулся с блефом. Переговоры о союзе с Россией, которые Англия и Германия, опережая друг друга, начали вести, должны были показать, кто кого обманет. Ведь только в том случае, если бы СССР выступил на стороне того или другого государства, война, которая надвигалась, но еще реально не воспринималась, перешла бы в другую фазу и обозначились бы победа и поражение. В этой ситуации Гитлер оказался более ловким. Чемберлен вел свои переговоры с Москвой с явным нежеланием. Он ясно давал понять, что не желает союза с Россией, а переговоры призваны служить жупелом для Гитлера. Гитлер же был готов идти до конца. Его не смущало даже то, что в этот момент он поставил с ног на голову свою политическую концепцию и отказался от того, что он годами проповедовал против «мирового большевистского врага». В это время для него главное состояло в том, чтобы успешно выстоять в большой игре в покер против Англии и показать англичанам, что он может действовать и по-другому.
23 августа Гитлер заключил с Советским Союзом пакт о ненападении. Он думал, судя по всему, что игра выиграна, блеф Англии разоблачен. Она напугана ставшей теперь совершенно бесперспективной войной против Германии.
Однако если все расчеты оказались ошибочными и Гитлер сумел в короткий срок заключить союз с Россией, чтобы обеспечить себе тыл для войны против Запада, то прав был Черчилль, а не Чемберлен. В этом случае гитлеровская империя не в меньшей мере, чем кайзеровская, становилась для Англии непримиримым и смертельно опасным врагом. Ее надо было обезвредить любой ценой, даже ценой войны, пусть плохо подготовленной, чрезвычайно рискованной и даже в случае победы — разрушительной.
На германо-советский пакт о ненападении Англия ответила тем, что два дня спустя она превратила гарантию Польше в формальный союз. Когда через неделю Гитлер все же напал на Польшу, Англия объявила Германии войну.
Объявлением войны, однако, еще не все было решено. Хотя война и была объявлена, но в течение более полугода практически не велась. В первую военную зиму в военном отношении на Западе ничего не произошло, события эти больше походили на последний акт «умиротворения».
В своем выступлении по радио Чемберлен все еще выражал глубокое сожаление по поводу того, что его надежды на мир потерпели крах, а врагом, против которого надо было бороться, он назвал не Германию и Гитлера, а лишь абстрактные понятия: «двуличная игра, грубая сила, подавление и насилие». За этим скрывался намек, что, может быть, еще можно все поправить, если Германия откажется от двуличной игры, грубой силы и т. д. В октябре, когда закончились бои в Польше, Чемберлен, правда, отклонил предложение Гитлера о мире, но выразил готовность начать переговоры «с германским правительством, которому можно верить». Не Гитлер, а Германия могла бы еще иметь мир, который обеспечивал ей не только существование, но и все захваты последних лет — Австрию, Судетскую область, может быть, даже Чехословакию и Данциг.
В эту странную мирную первую военную зиму действительно велись зондирующие переговоры между английскими дипломатами и представителями германских оппозиционных кругов, в ходе которых с большей или меньшей надеждой обсуждались планы заключения мира. Однако отныне предпосылкой для этого мог быть лишь военный государственный переворот в Германии, который поставил бы у власти правительство, «которому можно верить». Но для этого отсутствовали все условия, хотя подобные шаткие планы и вынашивались.
Несмотря на все опасения, никто из немецких генералов и консервативных политиков не отважился всерьез выступить против Гитлера. Он был слишком везучим. Для немецких обывателей он стал чудотворцем и мессией, наполовину приемлемым даже для своих критиков и оппонентов.
Военного переворота не произошло, и в 1940 году Гитлер развернул войну на Западе. Сначала он захватил Норвегию и Францию; затем начал воздушную войну против Англии, чтобы создать условия для вторжения, и бомбовую войну против Лондона и других английских промышленных городов, которую англичане окрестили «молнией». Войну объявила Англия, а вела ее отныне Германия.
Характерно, что всеми своими наступательными военными акциями Гитлер по-прежнему стремился в основе своей к тому же, для чего он заключил пакт с Москвой, а именно, отбить у Англии охоту к войне и добиться согласия на «свободу действий на Востоке». Каких-либо военных целей против Англии Гитлер не имел ни сейчас, ни раньше. Он не был заинтересован в захвате и оккупации Англии. Она не была «жизненным пространством» для Германии. Мысль о развале Британской империи, результатами которой по положению вещей могли воспользоваться Америка и Япония и, может быть, даже Россия, а не Германия, была для Гитлера совсем неприемлемой. Он не вел и военных приготовлений для войны против Англии. Единственная операция, которая могла обещать ему победное окончание войны, а именно вторжение в Англию, даже в момент ее военной слабости, когда английская армия была разоружена под Дюнкерком, была неосуществимой. Германский флот был слишком слаб, чтобы обеспечить высадку крупного контингента вооруженных сил, а попытка достичь господства в воздухе потерпела крах во время воздушной войны против Англии. Кроме того, план вторжения в Англию был довольно сумасбродной импровизацией, и в той готовности, с какой Гитлер через несколько недель вновь отказался от него, чувствовалось, что решение это было для него облегчением.
