Дочка и внучка по-русски не знали ни слова. Бабушка тоже язык почти забыла. Но все трое сказали Петру: «Мы русские».
Во время застолья, когда вспоминались подробности 1942 года, Агафья Петровна сделала внучке знак. Та появилась, держа на ладонях заляпанный красками старый этюдник. «Я сразу его узнал. Ящичек, чтобы краски не высыхали, семья хранила в прохладном подполье. Открыл… Помятые тюбики с охрой, берлинской лазурью, краплаком. Знаю: лучше всего сохраняется красный кадмий. Надавил — пахучий живой червячок краски скользнул на салфетку. Понюхал я краску. И неожиданно разволновался. Начал искать платок. И все кругом прослезились».
Начитанный, много знающий Карл стал рассказывать об удивительном свойстве человеческой памяти — запахи память хранит надежней всего. Внимательно все это слушавшая Агафья Петровна сказала: «Верное наблюдение. Я многое позабыла. Но помню аромат земляники в алтайском лесу. Так помню, как будто это было вчера».
«Русский Петр» навестил всех, кто помнил, и приобрел множество новых друзей. Почти все они живут в деревушке Мондах. Тут гостя ждали с особенным интересом и любопытством. Дело в том, что Карл, вернувшись в прошлом году из поездки в Советский Союз вопреки опасеньям селян вполне живым и здоровым, сразу же стал рассказчиком нарасхват. Домик его осаждало множество любопытных, с множеством разных вопросов. И Карлу пришлось устроить публичный отчет о своем путешествии. Клуба или иного просторного помещения в Мондахе нет. Посовещались с местным священником, он не возражал против сугубо мирской беседы в храме.
Людей на беседу собралось столько, что яблоку негде было упасть. Пришедший вместе со всеми послушать Карла и не лишенный юмора патер пошутил: «Ходили бы так на проповеди…»
Двухчасовой рассказ Карла имел такой успех, что продолжение беседы пришли послушать уже не только жители деревеньки, но и целой округи. На этот раз люди стояли даже на паперти и умоляли о тишине, чтобы всем было слышно.
Карл тепло и сердечно поведал своим землякам, что увидел на родине Петра, о всех местах, где он побывал, о людях. «Поверьте, они такие же, как вы и я. В Киеве и в Москве я чувствовал себя так же, как будто иду по Женеве или Лозанне». Подробно было рассказано о семье Петра Ильича, о его доме, о мастерской, о друзьях художника, с которыми познакомился гость из Швейцарии.
О необычной «церковной встрече» подробно писали газеты. А когда крестьяне увидели своего учителя-пенсионера еще и на телеэкранах, деревенька Мондах им показалась уже значительной точкой на карте.
Деревенька, между прочим, постарше самого Киева. На гербе деревни — осанистый негр с большим кольцом в ухе: по преданию, черный раб древнеримской империи поселился первым в этих местах. Триста жителей деревеньки — все сплошь крестьяне, за исключением учителя и священника. Фамилии в большинстве — Мерке и Келлер. Земли у крестьян — 554 гектара. Скот — коровы и овцы. Кроме жилых домов с дворами, в деревне есть сыроварня, магазин, ресторан, церковь и почта, работающая два часа в день.
Легко представить любопытство и возбуждение в Мондахе, когда стало известно: к Карлу едет друг из России!
«Я еще спал, когда скрипнула дверь и чей-то голос сказал: «Это молоко гостю…» Потом стали приносить лук, редиску, свежий печеный хлеб, сливы, клубнику. И все со словами: «Гостю…»
Карл представлял приходящим либо самого гостя, либо, если гость ушел рисовать, портрет Суворова, написанный еще в Киеве для подарка музею у Сен-Готардского перевала.
Молва о портрете Суворова достигла каждого дома в Мондахе, и представители местного «сельсовета» пришли просить о помещении портрета в витрину деревенского магазина. У портрета стояла толпа любопытных, но, конечно, наибольшее любопытство вызывал сам художник. Через неделю он был уже своим человеком в Мондахе. С ним здоровались со дворов, когда он шел по деревне, в разговоре спрашивали о здоровье жены, зятя и дочки. Особое удовольствие селянам доставляло смотреть, как художник работал. «Любопытный, опираясь обычно на вилы, с интересом ребенка наблюдал, как на холст перекочевывала знакомая ему с детства горушка. Одобренье работы почти всегда выражалось словами: «О, я бы так не сумел!» И вслед за этим я получал приглашение: «Пойдем, посмотришь моих коров…»
Петр побывал во многих домах, и везде в ритуале гостеприимства были смотрины коров. «В каждом дворе коровы содержались как королевы. Кое-где чистоты ради даже хвосты у коров были подняты на упругих тесемках к шесту. Хозяин называл имена десяти-пятнадцати пестрых своих любимиц. Говорил, сколько каждая дает молока, какой жирности молоко, как ведется в целом хозяйство. Теперь уже наступала моя очередь восклицать: «О, я бы так не сумел!» Счастливый владелец коров хлопал меня по спине, и в этом дружеском жесте я чувствовал много всего хорошего».
Домик Карла в Мондахе — один из самых маленьких и едва ли не самый старый — ему без малого триста лет. Под этой крышей Петр ощутил полную меру гостеприимства и искреннее дружеское тепло. Карл живет с двумя сестрами, обожающими младшего брата. После каждой поездки за пределы деревни Мария, старшая из сестер, манила гостя присесть: «Ну, Петер, рассказывай…» Петр Ильич, вполне воскресивший в гостях свой немецкий язык, умел на нем еще и очень занятно представить их с Карлом странствия по Швейцарии. Старушка во всех интересных местах прерывала рассказ одним и тем же вопросом: «А Карл? Что сказал Карл?..» Петр в лицах изображал поведение свое и Карла. Старушка, довольная, улыбалась: «Да, Карл у нас замечательный человек. И тебя, Петер, мы тоже считаем братом. Ваша история с Карлом — удивительная человеческая история. Это свидетельство: все люди на земле — братья».
Гостеприимство в Мондахе венчал торжественный ужин, устроенный «сельсоветом». В этот вечер в местном маленьком ресторане столы были сдвинуты вместе. Председатель совета, выполняющий эту должность без отрыва от крестьянского производства, открыл застолье прочувствованным словом о человеческой дружбе, о радости встреч, об узнавании людьми друг друга. В заключение гостю вручили книгу об истории и хозяйстве села. Все сидящие за столом расписались в книге, а председатель подышал на печать и оставил памятный оттиск: осанистый негр с серьгой в левом ухе и под ним — название деревни, которую будто бы он основал.
«У путешественника нет памяти — записывай!» — с такой пометкой я подарил Петру Ильичу карманную книжечку. Поездка его была праздничной. В такой поездке человек неизбежно видит лишь внешние стороны жизни. Но и эти мимолетные наблюдения, занесенные в книжечку, любопытны.
«Мондах — деревня. Но от города отличается лишь тем, что пахнет коровами, сеном, цветами. Необычная чистота! В первый день я машинально бросил спичку и почувствовал, как она «лезет в глаза», заметна на безукоризненно чистой асфальтированной улице. Почему-то я сразу вспомнил наше метро — тоже ведь спичку не бросишь! Одни и те же причины заставляют человека быть аккуратным там, где об аккуратности и чистоте постоянно заботятся».
«Все, с кем встречаюсь, считают долгом сказать мне все, что они когда-нибудь слышали о Советском Союзе. Все удивляются размерам нашей страны. Один крестьянин, уловив подходящий момент, спросил тоном, требовавшим предельной искренности: «Петер, неужели у вас в самом деле нет гор?»
