После смерти Жукова я еще несколько раз писал о нем, обращаясь к его семейному архиву и к людям, знавшим Георгия Константиновича по войне. Несколько очерков публикуются здесь вместе с самой первой беседой.
О нашей победе
Беседа с Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым
– Георгий Константинович, прошло двадцать пять лет со дня окончания войны с фашизмом. Что бы вы сказали о значении нашей Победы молодым людям сегодня?
— Чтобы понять значение нашей победы, надо хорошо представить, что нам угрожало. А под угрозу было поставлено все: земля, на которой мы живем, — фашисты ее хотели отнять; наш общественный строй — для фашистов он был главным препятствием к достижению мирового господства; поставлено под угрозу было существование народов нашей страны. По плану фашистов население занятых территорий подлежало уничтожению или превращению в рабочую силу нацистской империи.
Мы схватились с фашизмом, когда почти вся Европа была им повержена. Мы оставались для многих людей и наций последней надеждой. Мир затаил дыхание в 1941 году: выстоим мы или фашисты и тут возьмут верх? Для нас самих эта схватка была величайшим испытанием. Проверялись жизнеспособность нашей социальной системы, нашей коммунистической морали, сила нашей экономики, единство наций — словом, все, что построено было после 1917 года.
Мы победили. Армия наша не только смела захватчиков со своей земли, но и освободила от фашизма Европу. Колоссально вырос в мире авторитет нашего государства. У миллионов людей на Земле укрепилась вера в социалистический строй. Вот что значила наша Победа.
– Георгий Константинович, всякий раз, вспоминая войну, мы неизбежно возвращаемся к ее началу. Вы были начальником Генерального штаба. Что вы знали о приближении войны? Каким для вас было утро 22 июня?
— О подготовке Германии к войне с нами к середине июня скопилось довольно много сведений. Разумеется, обо всем этом докладывалось Сталину, но он относился к этим сведениям с преувеличенной осторожностью.
21 июня мне позвонили из Киевского округа: «К пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель. Он утверждает, что немецкие войска выходят в исходные позиции для наступления и что война начнется утром 22 июня». Мы с маршалом Тимошенко и генерал-лейтенантом Ватутиным немедленно поехали к Сталину с целью убедить его в необходимости приведения войск в боевую готовность. Он был озабочен.
— А может, перебежчика нам подбросили, чтобы спровоцировать столкновение?..
Приказ о приведении армии в боевую готовность был передан войскам в ночь на 22 июня. Работникам Генштаба и Наркомата обороны в эту ночь было приказано оставаться на своих местах. Все время шли непрерывные переговоры по телефону с командующими округов. В 12 часов ночи из Киевского округа сообщили, что в наших частях появился еще один немецкий солдат. Он переплыл реку и сообщил: «В четыре часа немецкие войска перейдут в наступление…»
В 3 часа 17 минут позвонил командующий Черноморским флотом: «Со стороны моря подходит большое количество неизвестных самолетов…»
Война… Я немедленно позвонил Сталину, доложил обстановку и попросил разрешения начать ответные боевые действия. Он долго не отвечал. Наконец сказал: «Приезжайте в Кремль…»
В 4 часа 30 минут мы с Тимошенко вошли в кабинет Сталина. Там уже были все члены Политбюро. Сталин, бледный, сидел за столом с нераскуренной трубкой. Он сказал: «Надо позвонить в германское посольство…» В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленберг просит принять его для срочного сообщения…
– Итак, приближение войны чувствовалось. В чем же причина промедления с приведением страны в боевую готовность?
— Одна из важных причин состоит в том, что Сталин был убежден: войну удастся оттянуть, удастся закончить перестройку и оснащение армии. Он опасался, что наши действия будут предлогом для нападения.
Судить о моменте, сложившемся перед войной, надо с учетом сложной международной обстановки того времени. Многое было неясным. Англия и Франция вели двойную игру. Они всеми силами толкали Гитлера на восток. Опасаться разного рода провокаций были все основания. Но, конечно, осторожность оказалась чрезмерной. И мы, военные, вероятно, не все сделали, чтобы убедить Сталина в неизбежности близкого столкновения. Вообще есть глубокие объективные причины, предопределившие затяжной характер войны с огромными для нас жертвами, с огромным напряжением сил.
– Каковы же эти причины?
— Двумя словами тут не ответишь. Многое объясняет историческая неизбежность ситуации. Сейчас, оглядываясь назад и тщательно все взвешивая, я твердо могу сказать: дело обороны страны в своих основных, главных чертах велось правильно. На протяжении многих лет в экономическом и социальном отношении делалось все или почти все, что возможно. А в период с 1939-го и до половины 1941 года народом и партией были приложены особые усилия для укрепления обороны, потребовавшей всех сил и средств.
Я вспоминаю те годы и поражаюсь, как много мы сделали. Развитая индустрия, колхозный строй, всеобщая грамотность, единство наций, высочайший патриотизм народа, руководство партии, готовой слить воедино фронт и тыл.
Это была великолепная основа обороноспособности гигантской страны. Но история отвела слишком небольшой отрезок мирного времени, для того чтобы все поставить на свое место. Многое мы начали правильно, но далеко не все успели завершить.
И в собственно военном отношении делалось много. После Гражданской войны мы не имели заводов, производящих танки, самолеты, средства связи. Война началась в момент коренной перестройки армии. Мы получили новейшее оружие. Но прославленные «катюши», танк Т-34, самолет-штурмовик и многое другое только-только осваивались. Перестраивалась и система обучения армии. Гитлер знал это и очень спешил…
А теперь давайте посмотрим на нашего противника. Немецкая армия была к этому времени намного лучше оснащена, лучше отмобилизована, чем наша, имела военный опыт, была опьянена победами. Боеспособность немецких солдат, их воспитание и выучка во всех родах войск были высокими, но особенно хорошо были подготовлены к войне танковые и авиационные части. Все это важно знать, чтобы иметь представление, с какой силой столкнулась наша армия.
Внезапность удара, конечно, тоже имела большое значение. В руки фашистской армии сразу попала стратегическая инициатива, и вырвать ее было очень и очень непросто.
Но при всех видимых победах отлаженная фашистская машина войны забуксовала. В гитлеровских штабах сразу это почувствовали. Вот что писал, например, генерал Курт Типпельскирх:
«Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось. Противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению…»