На следующий день после этой "светской" коронации иерусалимский патриарх Геральд наложил на Святой город интердикт. Разъяренный Фридрих вернулся в Акру, где первым делом подверг атаке дом тамплиеров и принадлежавший им Шатель-Пелерен, намереваясь так организовать управление королевством, чтобы вся власть была в руках сеньоров из тевтонского ордена, а затем он 1 мая 1229 г. отплыл из Акры. Стоит рассказать об обстоятельствах его отплытия, как о них сообщает автор "Деяний киприотов": "Он уехал позорно. Тайно подготовив свой отъезд, он первого мая, еще до рассвета, никого не извещая, направился к своей галере, стоявшей напротив скотобойни. Но случилось так, что мясники с ближних улиц стали его преследовать и по-хамски забрасывать требухой и потрохами. Сеньор Бейрута и мессир Эд де Монбельяр услышали шум, прибежали на место и разогнали или арестовали тех мужчин и женщин, которые набросились на императора, а ему, взошедшему уже на галеру, крикнули, что препоручают его Господу Богу. Император им в ответ что-то тихо сказал, но не знаю, хорошее или дурное… Так император и уехал из Акры, поносимый, проклинаемый и ненавидимый".
Если принять в расчет только факты, то несомненно, что Фридрих II имел право на признательность христианского мира. Но эти факты имели место в ту эпоху, когда к ним, как вообще к результатам действий, относились в зависимости от оплодотворяющего их духа, иначе говоря, когда цель не оправдывала средства. А поведение Фридриха было скандальным для всех: для феодалов, христиан и даже, в общем, для мусульман. Именно арабские историки, несмотря на многочисленные проявления императором дружеских чувств к их единоверцам, оставили самые нелестные отзывы о нем: "Этот рыжий, безбородый и слабый на вид человек, за которого, будь он рабом, не дали бы и двух сотен дирхемов
[45]", – пишет один из них, а вот другой: "Судя по его речам, он был безбожником и лишь разыгрывал из себя христианина". Можно задаться вопросом, а не предпочли бы они этому другу, которого презирали, своих бывших врагов, к которым могли, по крайней мере, проявлять уважение. Авансы, какие делал Фридрих II, потребовавший, чтобы муэдзины продолжали призывать к молитве в Святом городе, или дав пощечину священнику, которого застал за сбором милостыни у мусульманского святилища, были для них проявлением своего рода дилетантизма, к коему они не могли испытывать симпатии как люди глубоко религиозные.
В итоге, несмотря на практические результаты, яффский договор не обеспечил мира. Франкские бароны не могли признать немецкого сюзеренитета, который устанавливался принятыми Фридрихом II мерами. Поэтому, как только он отплыл, "семя гражданских войн", которое, по выражению Рене Груссе, император оставил на Востоке, дало свои плоды. Его действия только обострили скрытые до сих пор разногласия между франкскими и имперскими баронами.
В последующие годы западные люди дали мусульманам представление междоусобных войн в Святой Земле, которую могло спасти лишь тесное единение. Борьба между сторонниками Ибелинов и сторонниками императора развернулась как на Кипре, так и в Акре и Тире. Наконец, в 1243 г. последние остатки императорской власти были уничтожены, но на следующий год хорезмийцы, нанесшие сильный удар, окончательно захватили Иерусалим у христиан.
Фридрих II, вновь отлученный папой от церкви, а затем и низложенный им, скончался в 1250 г., оказавшись в полном одиночестве, вынудив покончить самоубийством собственного сына Генриха VII и своего некогда наиболее близкого советника Пьера де ла Виня, возбудив везде на своем пути раздоры и смуты и подготовив в итоге падение доме Гогенштауфенов. Его деятельность в политическом плане имела лишь один непредвиденный результат – образование Пруссии. Но история этой страны, сначала своего рода монашеского государства под эгидой Тевтонских рыцарей, отвратившихся благодаря этому завоеванию от своего первоначального призвания, затем военного государства ("армия, имеющая свою страну"), принадлежит другой эпохе.
III. Совершенный крестоносец
Когда Людовик Святой решил, в свою очередь, отправиться в крестовый поход, то в первую очередь основал порт отплытия; иначе говоря, этот мистик, в котором некоторые охотно видели человека, целиком погруженного в свои молитвы, ничего не делал наполовину. Это предприятие было, однако, связано с такими трудностями, что способно было обескуражить и самых смелых людей: единственным местом, принадлежавшим тогда французской короне на средиземноморском побережье, была область Малой Роны, и хотя некоторые рукава этой реки в ее дельте были судоходны, этот выход в море не шел ни в какое сравнение с великолепным рейдом Марселя и даже с портом Латт, обслуживавшимся Монпелье. И тем не менее среди пустынных мест и болот королевская воля заставила подняться город. На этих бесплодных землях, принадлежавших аббатству Псальмоди, не было "ни башни, ни камня", как сказал пятьдесят лет спустя один свидетель на процессе канонизации короля, вспоминая то, что он видел в детстве. Это был залив "мертвых вод", где стояло несколько рыболовных барок, когда в 1241 г. здесь начали разгружать подводу за подводой с материалами для постройки порта.
Почти сразу же для обеспечения движения была проложена дорога и возведен мост между морем и селением Псальмоди, а на берегу начали закладывать мощные основы того, что должно было стать башней Констанс. Через восемь лет, когда король отплыл отсюда, эта башня поднялась во всю свою высоту, став маяком, указывающим путь морякам. И с этого времени здесь разросся город. Чтобы привлечь в него жителей, король в 1246 г. прибег к классическому приему той эпохи: он даровал ему хартию вольности. Все, кто селился в новом городе Эг-Морт ("мертвые воды"), получали не только личную свободу и гарантию неприкосновенности имущества, но также освобождались от многих военных и финансовых обязательств; с них не взимались ни налоги, как талья и пеаж, ни принудительные займы. Они подлежали королевскому суду, а шатлен башни Констанс, назначавшийся королем, должен был в случае необходимости обеспечивать оборону города. Но административное управление городом осуществлялось под контролем королевского чиновника консулами, назначавшимися самими горожанами. Они могли беспошлинно ввозить все материалы, необходимые для постройки их домов, а позднее также получили право беспошлинно закупать пищевые припасы для себя. Город мог еженедельно устраивать рынок и более того, – имел ежегодную ярмарку, и купцы, приезжавшие на нее, пользовались королевской защитой.
Жители города занялись главным образом рыбной ловлей, уплачивая по старому обычаю оброк аббатству Псальмоди, но развивалась и торговля, обеспечивавшая им новые условия существования, и прошло немного времени, как купцы Эг-Морта потребовали для себя в Акре таких же привилегий, какими пользовались купцы из Венеции, Генуи или Пизы, и это свидетельствует, что они и у себя, и за морем достигли несомненного преуспевания. Некоторые горожане занялись добычей соли в рядом расположенном местечке Пекке, другие выпасом скота, весьма, впрочем, немногочисленного, в соседнем лесе Сильв, но особенно многим давал средства существования функционирующий порт, тот порт, где 25 августа 1248 г. король со своей свитой поднялся на два зафрахтованных им судна "Монжуа" и "Парадиз".
