Устройство астраханских дел заняло у Пронского и его товарищей четыре недели, и 29 июля 1554 г., утвердив Дервиш-Али на астраханском столе окончательно, приведя хана и «всю землю Азъстораханськую» «к правде» и оговорив порядок взимания дани в пользу московского государя, князь и большая часть его воинства 29 июля повернули Волгой домой. Перед этим Пронский и полковые воеводы отправили в столицу сеунщиков с радостной вестью о победном завершении астраханской «посылки». Обращает на себя внимание тот факт, что если от большого и передового полков гонцов отправили все воеводы, то от сторожевого полка сеунщик был только один, отправленный Степаном Сидоровым, – его сын Дмитрий157. Спустя два с лишним месяца, в октябре 1554 г., воеводы и отправленные вместе с ними Дервиш-Али послы прибыли в Москву «дал Бог, совсем здорово», и «государь их жаловал великим жалованием»158.
И снова отдых Степана длился недолго. Отношения Москвы и Крыма оставались напряженными, и обе стороны готовились к новому раунду противостояния. Девлет-Гирей, не сумев оказать помощи Казани и спасти ее от завоевания Иваном IV, попытался продолжить борьбу за Астрахань. Преемник Ямгурчи Дервиш-Али недолго пребывал в верности данному им русскому царю слову. Весной 1555 г. астраханец вступил в тайные переговоры с крымским ханом, и Девлет-Гирей решил оказать ему поддержку, организовав вторжение в русские пределы. «Царь» рассчитывал окончательно переманить Дервиш-Али в свой лагерь, а через него воздействовать на политическую ситуацию в Ногайской Орде, где бий Исмаил, союзник Ивана IV, вел борьбу со своими племянниками Юсуфовичами (их отца, своего брата, Исмаил убил в борьбе за власть). В случае успеха возникала возможность сколотить коалицию татарских юртов (три «сабли», по словам Ивана Грозного – «крымская», «ногайская» и «астраханская»), и, кто знает, смог бы в таком случае великий князь удержать Казань?
Ставки в игре были высоки, и Девлет-Гирей тщательно отнесся к планированию большого похода на Москву. Прежде чем начать кампанию, он постарался поддержать у Ивана и его советников видимость своей готовности продолжать мирные переговоры и «того же году (1555 г. – В. П.), месяца маия, прислал из Крыму Девлет-Кирей-царь гонца Ян-Магмета, а писал о дружбе, послал послов своих и великого князя посла Федора Загрязского отпустил, а царь бы князь великий к нему послал послов…»159. Одновременно Девлет-Гирей распустил слух, что собирается совершить поход на адыгских князей160. Однако в Москве не доверяли хану (а быть может, московские доброхоты в Крыму, недостатка в которых не было, сообщили Ивану и боярам о планах «крымского»?) и сами готовили хану сюрприз. Как обычно, с 25 марта «на первой срок» были назначены воеводы в крепости «от поля и по берегу от крымские стороны»161. На «берегу» же заблаговременно, как только чуть просохла земля и зазеленела первая трава, развернули оборонительную завесу – пятиполковая рать во главе с воеводами князем И.Ф. Мстиславским и М.Я. Морозовым заняла позиции по Оке в треугольнике Коломна – Кашира – Зарайск.
Но только лишь пассивным ожиданием нашествия и обороной в Москве на этот раз, судя по всему, решили не ограничиваться. Намереваясь «поустрашить» крымского «царя», 11 марта Иван IV с боярами «приговорил» «послати на крымские улусы воевод боярина Ивана Васильевича Шереметева с товарыщи…». Конечной целью похода, согласно Никоновской летописи и разрядным записям, был захват татарских табунов, что паслись на так называемом Мамаевом лугу на левобережье Днепра в его низовьях, и одновременно стратегическая разведка намерений крымского хана162. Но только ли в этом заключался замысел Грозного и его советников? Жаль, конечно, что участники тех событий не оставили нам своих записок, равно как и в недрах царских архивов не сохранилось подробного плана замышлявшейся кампании. Однако по разбросанным то тут, то там отрывочным свидетельствам можно предположить, что это лишь часть задуманного в Москве, а на самом деле готовилось нечто большее. В самом деле, в русских дипломатических бумагах того времени неоднократно подчеркивалось, что Шереметев руководил «ертаулом» (sic!)163. Далее, что князь Курбский, характеризуя ертаул, отмечал, что это авангардный отряд, составленный из «избранных», лучших воинов164. И то и другое наглядно подтверждается, если посмотреть на состав шереметевской рати. Так, в разрядных записях отмечалось, что вместе с Шереметевым в поход были отправлены «дети боярские московских городов выбором, окроме казанские стороны», а к ним были добавлены «северских городов всех и смоленских помещиков выбором лутчих людей» (выделено нами. – В. П.) – всего 20 служилых корпораций-«городов», в том числе 11 московских «городов», представители государева двора, удела князей Мосальских и Старицкого удела, «выбор» от Смоленска и дети боярские северских «городов»165. Вместе с послужильцами и кошевыми людьми детей боярских, стрельцами-казаками под знаменами Шереметева и его воевод в поход выступили порядка 10 тысяч чел.
Под стать «выбору» были и воеводы. Если не считать «товарища» Шереметева, второго воеводу большого полка, окольничего и оружничего Л.А. Салтыкова из старинного московского боярского рода Морозовых и предводительствовавшего старицкими детьми боярскими князя Ю.В. Лыкова из рода Оболенских, остальные воеводы, включая и самого Шереметева, были опытными военачальниками. Первый вое вода передового полка, окольничий А.Д. Плещеев-Басманов, первый же воевода сторожевого полка Д.М. Плещеев и в меньшей степени второй воевода передового полка Б.Г. Зюзин166, как говорится, собаку съели на «польской службе». Но на их фоне все равно выделялся второй воевода сторожевого полка – наш герой, поседевший на государевой службе 80-летний ветеран многих походов и кампаний!
По всему выходит, что «польской поход» Большого Шереметева был не простым набегом, а частью хитроумного плана, задуманного в Москве и имевшего своей целью заманить хана и его рать в ловушку. Рать Шереметева должна была выманить хана в Поле, связать его боем, а главные силы русского войска во главе с самим царем и его братом Владимиром Старицким должны были нанести по татарам сокрушительный удар. И дальнейший ход событий дает все основания полагать, что, если бы военное счастье оказалось на русской стороне, крымцам было бы нанесено такое поражение, от которого они долго не смогли бы оправиться. Но не будем торопиться, забегать вперед и посмотрим, как развивались события дальше.
По первоначальному плану сбор основных сил рати Шереметева должен был состояться в Белеве на Николин вешний день (9 мая), а вспомогательных сил из северских городов – тогда же в Новгород-Северском. Выступив из этих городов навстречу друг другу, Шереметев и командовавший северскими детьми боярскими почепский наместник, каширский сын боярский И.Б. Блудов должны были соединиться в верховьях рек Коломак и Мжи (юго-западнее нынешнего Харькова)167. Однако сборы затянулись почти на месяц (почему? Уж не потому ли, что в Москве ждали вестей о подлинных намерениях хана?). Только на Троицын день (в 1555 г. он пришелся на 2 июня) войско Шереметева наконец выступило и двинулось по Муравскому шляху на юг, к месту встречи с отрядом Блудова.
Опытный военачальник, И.В. Шереметев, по выражению Курбского, продвигался на юг, «имяше стражу с обоих боков зело прилежную и подъезды под шляхи…»168. Темп марша был небольшой – расстояние от Белева до верховьев Коломака (примерно 470 км) было преодолено за 20 дней. Выходит, что в среднем в день не обремененные тяжелым обозом и артиллерией-«нарядом» русская конница и посаженные на конь стрельцы и казаки проходили по 20–25 км. Согласитесь – не похоже это на стремительный набег за добычей – перед нами обычный марш, сопряженный с прощупыванием намерений противника и разведкой местности (столь крупные соединения русского войска в этих краях еще не бывали).
