Разобравшись с огромной захваченной добычей, Шереметев отправил часть ее на Мценск (видимо, вместе с Жолобовым), а другую – на Рязань (с Кобяковым), а сам 2 июля пошел вслед за ханом, который, судя по всему, все еще не подозревал о том, что происходит у него в тылу. Захваченные в кошу пленники показали, что Девлет-Гирей «пошел на Тулу, а ити ему наспех за реку за Оку под Коширою…»186. Казалось, ловушка вот-вот захлопнется, и поражение хана неминуемо.
Увы, как это часто бывает на войне, победу от поражения отделяет всего лишь один шаг. Пока разгоряченные победой русские мчались вдогонку за Девлет-Гиреем, некие, по словам Курбского, «писари», «им же князь великий зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичев, или от простого всенародства», «что было таити, сие всем велегласно проповедали» – Девлет-Гирей вот-вот будет наголову разгромлен, ибо на него надвигается сам Иван IV с главными силами русского войска, а Шереметев «над главою его идет за хребтом…»187. От взятых пленных хан узнал о грозящей ему опасности. Прославившийся «великой ревностью к войне»188, он молниеносно оценил ситуацию. От места впадения Плавы в Упу, где, очевидно, стояло в это время татарское войско, до Коломны, где находились главные силы русской армии, было около 180–200 км, и примерно столько же до захваченного Шереметевым коша. Значит, пришли к выводу хан и его окружение, есть в запасе несколько дней, чтобы нанести удар по Шереметеву, разгромить его, отбить хотя бы часть обоза и, главное, табунов, после чего, избегая столкновения с главными силами русского войска, отступить в Поле. И решение было принято – крымский «царь», ни секунды не медля, отдал приказ поворачивать назад, навстречу Шереметеву.
Для русских воевод это решение хана стало, судя по всему, неожиданностью. Немалая часть рати Шереметева (по сообщению Никоновской летописи, до 6 тысяч, то есть почти половина от названной летописью численности рати Шереметева189) отделилась и отправилась, как было отмечено выше, перегонять захваченные табуны, а сам воевода с оставшимися ратниками двинулся по татарской сакме на север. В полдень (около 16.00) 3 июля, в среду, у урочища Судьбищи (в нынешней Орловской области, к северо-востоку от железнодорожной станции Хомутово) полки Шереметева столкнулись с татарскими авангардами. Какой была реакция русских воевод на известие о приближении татарского войска – сложно сказать, но на память приходит похожий практически один в один эпизод, случившийся ста годами раньше под Старой Руссой. Тогда, в феврале 1456 г., московские ратники, разграбив богатейший новгородский пригород, «с тою многою корыстью вси люди своя въпред себя пустиша, а сами главами своими, воеводы и дети боярские, с малыми людьми, без конеи нелзе бытии им, поосташася…». И когда сторожи донесли, что на оставшихся в Русе и паковавших остатки награбленного москвичей надвигается новгородская рать, пышущая жаждой мести, ратникам великого князя ничего не оставалось, как принять бой, ибо «аще не поидем противу их (новгородцев. – В. П.) битися, то погибнем от своего государя великого князя, поне же корысть взяхом и воя с тем отпустихом, но лучьше помрем с ними за правду своего государя и за их измену»190.
По всему, аналогичная русской ситуация сложилась и здесь, на поле под Судьбищами. Отпустив со взятой добычей немалую часть послужильцев и многих детей боярских, Шереметев и его воеводы оказались перед выбором – бежать с позором или принять бой. Крутой нрав молодого государя (а тогда Ивану было 25 лет) был им хорошо известен, да и честь – как-никак, а статус выборного сына боярского обязывал – не позволяла отступить без боя. Так и представляется картина, когда на совете в шатре Шереметева воеводы на повышенных тонах пререкаются и как Алексей Басманов (человек отчаянный и храбрый до безумия) и наш герой (которому не хотелось на склоне лет портить свою безупречную карьеру царской опалой и тем самым сорвать начавшееся было восхождение своих сыновей Григория и Дмитрия) требуют биться с татарами. Положимся на волю Божью, заявили воеводы, ибо «не в силе Бог, но в правде» и «пожежнет един тысящу, а два двигнета тму, аще бы не Бог отдал и Господь предал»191. Да и негоже было отступать, порушив весь хитроумно задуманный план, – ведь, по всему, государь с главными силами должен был быть в нескольких десятках верст.
Итак, решение начать «прямое дело» было принято. Отведя кош в дубраву, где стрельцы и казаки устроили засеку, воеводы выстроили своих людей и изготовились к бою. В клубах пыли на горизонте показались татарские полки, и вскоре началась «ознаменованная славой отчаянной битва» (Н.М. Карамзин).
На первых порах обе стороны не торопились вступать в «прямое дело» всеми силами. Татарское воинство сильно растянулось на марше, хан с главными силами запаздывал, и неравенство сил было не настолько велико, чтобы русские были разгромлены сразу, одним ударом. Да и сама тактика как русских, так и татар не предполагала быстрого, единовременного натиска всеми силами и перехода к «съемному» (то есть рукопашному) бою. Сперва отдельные «резвецы» и небольшие отряды с обеих сторон начали «травитися», прощупывая намерения неприятеля и его готовность биться. «Травля» постепенно приобретала все больший и больший размах – по мере подхода все новых и новых «полков» татарские воеводы стали бросать в «дело» свежие силы, а русские воеводы не собирались им уступать. По установившемуся обычаю полки Шереметева «по чину» «учали, выходя из обозу, битися» сперва «лучным боем», закручивая перед дубравой смертельный «хоровод» (Tantz – как передал в своих записках латиницей использовавшееся русскими название этого маневра Герберштейн), а потом, с нарастанием ожесточения схватки, сходясь с неприятелем лицом к лицу. «И бысть сеча велия, друг друга за руце хватаху и сечахуся». В одной из таких рукопашных схваток Степан, лично водивший своих людей в бой, был ранен татарским копьем, но остался в строю.
С наступлением сумерек битва стала постепенно стихать. Удача в этот день оказалась на русской стороне. Татарские полки вступали в бой по частям, с марша, на уставших и измотанных конях, и конные сотни детей боярских, действовавших при поддержке стрельцов и казаков, по сообщению летописца, «передовой полк царев и правую руку и левую потоптали и знамя взяли Шириньских князей»192. Казалось, что победа вот-вот будет достигнута, несмотря на то что общий численный перевес был на стороне противника – ведь род Ширинов занимал в политической иерархии Крымского ханства особое, первое, место среди прочих татарских карачи-беев. Однако допрос пленных показал, что главные силы татар в бой еще не вступили – хан не успел подойти к полю боя. Обе стороны заночевали на поле боя, готовясь возобновить с утра сражение. Тогда же, с наступлением ночи, Шереметевым были посланы гонцы к Г. Жолобову и Ш. Кобякову с приказом срочно вернуться к главным силам. Но к утру в лагерь вернулось всего лишь около 500 ратников193, остальные не решились оставить столь богатую добычу и продолжили гнать табуны к Мценску и Рязани. Снова на память приходит «дело» под Русой. Тогда воеводу Федору Басенку удалось вернуть большую часть отъехавших с добычей людей и в итоге выиграть битву. У Шереметева не получилось, и на следующий день это привело его к поражению. Но той ночью об этом думать никому не хотелось…
