Теперь, когда мы кратко коснулись историографии проблемы и источников, определимся, прежде чем продолжить дальше, относительно того, кого считать «центурионами»? Этот условный (sic!) термин можно понимать, на мой взгляд, двояко. Широко – и тогда в него будут включены начальные люди двух «рангов», младшие воеводы (вторые и третьи полковые, те самые «лейтенанты» (по терминологии Флетчера), заместители и помощники «старших», первых полковых воевод) и головы, сотенные, стрелецкие, казачьи, «у наряду» и прочие. Узко – и тогда в нее войдут только головы и равные им по «рангу» начальные люди. Правда, многие «лейтенанты» также начинали свою карьеру головами, но в силу своего происхождения их служебные перспективы были более радужными, нежели у выходцев из среды рядовых детей боярских. Отметим, однако, что и здесь возможны варианты. Достаточно сравнить статус в московской военной иерархии XVI в. Шереметевых и Игнатьевых. Шереметевы были дальними потомками боярина великого князя Симеона Гордого Андрея Кобылы, а Игнатьевы вели свое родословие от Федора Бяконта, «выехавшего» в Москву из Черниговщины еще при Данииле Александровиче. Однако Шереметевы сумели удержаться на московском военно-политическом олимпе, а вот Игнатьевы – нет. Как отмечал С.Б. Веселовский, «многие (Игнатьевы. – В. П.) служили по московскому списку (в 1550 г. в избранную тысячу попали двенадцать Игнатьевых), изредка (sic!) они были головами в полках, и только один (Темка Федоров) возвысился до стратилатского чина (правда, С.Б. Веселовский забыл о еще одном представителе рода Игнатьевых, дослужившегося до воеводского чина – Русине Игнатьеве, сложившем свою голову осенью 1558 г., будучи воеводой в ливонском замке Ринген. – В. П.)…»22. Но даже у «лейтенантов» шансы стать «большими» воеводами были невелики. Тот же Шереметев Меньшой (как и, к примеру, упоминавшийся выше Д.И. Хворостинин), несмотря на отличный послужной список и богатый опыт вождения войск, был все время на вторых ролях23. Поэтому, по нашему мнению, термин «центурионы» все же позволительно трактовать в широком смысле, включая сюда как «лейтенантов», так и рядовых голов, которым в силу их «худородства» «стратилатские», воеводские чины (за редким исключением) не светили.
Итак, после этого затянувшегося вступления перейдем к самому важному – почему мы полагаем необходимым обратить особое внимание на «центурионов» Третьего Рима? И чтобы ответить на этот вопрос, подойдем к нему несколько необычно, кружным путем. Зададимся вопросом – а каким был характер подготовки московского «генералитета», «больших воевод» русского войска второй половины XVI в., тех самых, которые навыкли служить государю со «своим набатом». Очевидно, что именно этот параметр являлся определяющим, базовым – от качества обучения будущих «больших» воевод напрямую зависела и эффективность действий руководимых ими государевых полков. Как обстояло дело с этим в тогдашней России? Нет никаких сомнений, что для тех времен, о которых пойдет речь дальше, правильное, «регулярное» военное образование, обучение командного состава, сочетающее изучение военной теории с полевой практикой, – дело далекого будущего. Конечно, можно вспомнить о том, что венецианский посол Марко Фоскарини (?) писал, что «в настоящее время (то есть в конце 50-х гг. – В. П.) император Иван Васильевич много читает из истории римской и других государств, отчего он научился многому». И к этому он добавлял, что молодой русский царь «часто советуется с немецкими капитанами и польскими изгнанниками»24. Однако это свидетельство, позволяющее предположить, что в Москве были знакомы с классической литературой и, быть может, с какими-то сочинениями по военной теории (так, «Тактика» императора Льва VI Мудрого на итальянском языке была издана в Венеции в 1541 г.25), пока остается единственным. Это не дает сколько-нибудь серьезных оснований для предположений о существовании в то время в Московии системы военного образования, подобной той, что сложилась к тому времени на Западе в аристократической среде (чтение античных классиков вкупе с изучением теоретических трактатов и последующей практикой26). Более того, несмотря на достаточно высокий уровень грамотности, присущий русской не только элите, но и «среднему классу» той эпохи, мы не имеем каких-либо попыток обобщения, пусть и в форме мемуаров или записок, собственного военного опыта. Правда, англичанин Дж. Горсей упоминает о том, что князь И.Ф. Мстиславский вел некую «секретную хронику», с которой он, Горсей, имел возможность познакомиться27. Но, как и в предыдущем случае, это свидетельство единственное в своем роде, и к тому же эта «хроника», если она и существовала, до нас не дошла, и можно только догадываться, о чем там шла речь. Безусловно, определенные попытки осмысления накопленного опыта ведения войн делались, и сам факт осуществления военных реформ в 50-х – начале 60-х гг. об этом свидетельствует, равно как и сохранившиеся наказы воеводам, отправлявшимся во главе царских полков на «фронт» (примером тому может служить знаменитый наказ князю М.И. Воротынскому, полученный им накануне Молодинской кампании 1572 г.28). Однако более или менее целостного изложения основных положений московской военной теории, более того, каких-либо уставов и наставлений по обучению и вождению войск того времени мы не имеем29.
Остается единственный путь постижения «науки побеждать» – вполне традиционный практический, в рамках существующей и хорошо знакомой военной традиции, складывавшейся на протяжении многих десятилетий. «Делай как я» – судя по всему, именно этот принцип был положен в основу подготовки высших командных кадров в московской армии «классического» периода (под классическим периодом мы понимаем прежде всего вторую пол. XVI – начало XVII в.).
Однако при всей разнице войны современной и войны средневековой все равно война даже в те патриархальные времена оставалась сложным делом, и, чтобы стать настоящим профессионалом, нужны были годы походов и сражений, в которых был бы набран необходимый опыт, знания и навыки вождения многотысячных ратей. Попытки же молодых и неопытных, но заносчивых и преисполненных самомнения аристократов взять на себя всю полноту командования и ответственности могли привести к весьма печальным последствиям, и таких примеров в истории, в том числе и русской, немало. Достаточно вспомнить об упоминавшемся выше поражении русских войск в 1521 г. под Коломной, когда молодой и неопытный воевода князь Д.Ф. Бельский, оказавшись в сложной ситуации, растерялся и, утеряв нити управления войсками, был разбит татарами. С. Герберштейн отмечал при этом, что князь «был молод, пренебрегал стариками (мнением более опытных воевод-ветеранов. – В. П.), которых это оскорбляло: они в стольких войнах были начальниками, теперь же оказались без чести…»30. Кстати, если касаться опыта Д.Ф. Бельского, то при всей его знатности и «дородности» опыта руководства большой полевой ратью к 1521 г. он не имел никакого. Для 22-летнего князя кампания 1521 г. на «берегу» должна была стать не только его первой в качестве главнокомандующего, но и вообще первой полевой кампанией31. Карьера его сына до трагического 1571 г. также не впечатляет большим количеством боевых эпизодов. О начале его военной службы сведений нет, можно лишь догадываться, что отец брал с собой сына в кампании (в 1541 г. на Оку, отражать нашествие Сахиб-Гирея I, и потом в казанские походы). Примечательно, что юный князь уже тогда занимал отнюдь не последнее место в придворной иерархии – на царской свадьбе он «на великого князя месте сидел», но при этом военные службы его до 1555 г., когда он вдруг оказывается первым среди дворовых воевод32, никак не отмечены в разрядах или в летописях. И с 1555 г. И.Д. Бельский практически непрерывно занимает пост «большого» воеводы, являясь первым воеводой большого полка, главным образом на «береговой» службе. Однако при этом эпизодов, которые можно назвать боевыми, в его послужном воеводском списке – раз-два и обчелся: Полоцкий поход 1562/63 г. да походы против Дивей-мурзы в июле 1560 г. и на помощь осажденному татарами Болхову в октябре 1565 г. (да и то в обоих случаях обошлось без «прямого дела» с участием главных сил русской рати во главе с Бельским, ибо воеводы «крымских людей не сошли»)33.
