Но вернемся к экспедиции Матвея Ржевского. Действуя согласно царскому наказу, он «собрався с казакы да пришел на Псел-реку, суды поделал и пошел по наказу» «проведати» намерения крымского «царя». Обращает на себя внимание фраза «суды поделал». Учитывая ограниченное время, которое было у нашего героя на строительство речных стругов, вряд ли отряд казаков в его подчинении был многочислен.
Сплавившись по полноводному Пселу до Днепра, а там относительно легко и безболезненно преодолев в половодье знаменитые пороги, Ржевский и его казаки спустились в низовья великой реки, к Мамаеву лугу, туда, куда в минувшем году должен был прибыть со своими людьми воевода И.В. Шереметев Большой в рамках начавшегося наступления на Крым. Отсюда в мае Ржевский прислал Ивану весть о том, что «выбежавшие» из Крыма полоняники показали – хан вышел на Конские воды со всеми своими людьми и готовится идти на «государеву украйну». Эти сведения подтвердил и другой беглец из Крыма, путивлянин Д. Иванов240.
Эти новости имели далекоидущие последствия. Прежде всего доставленные сведения о намерениях хана привели в действие московскую военную машину. В диспозицию полков, заблаговременно расставленных на «берегу», вдоль Оки, были внесены изменения, а сам «царь и великий князь приговорил з братиею и з бояры, что ити ему в Серпухов да туто собрався с людми да ити на Тулу и, с Тулы вышедши в Поле, дождатися царя и делати с ними прямое дело, как Бог поможет». 18 июня 1556 г. государь со своим двором, князем Владимиром Андреевичем и казанским «царем» Семионом выступил в Серпухов241.
По прибытии на место Иван IV устроил большой смотр всего своего воинства, приказав воеводам и своему двоюродному брату «во всех местех смотрити детей боярских и людей их», «да уведает государь свое воинъство, хто ему как служит, и государьское к ним по тому достоинству и жалование»242. Надо полагать, царь остался доволен тем, что увидел лично, и тем, что ему донесли его воеводы, – и в самом деле «множество воинъства учинишася», раз после этого смотра царь и бояре приговорили «ити за реку».
С целью провести рекогносцировку походного маршрута и присмотреть места для расстановки полков за Оку на реку Шиворонь, что южнее Тулы, был отправлен с отрядом воинов окольничий Н.В. Шереметев.
Тем временем, пока шли все эти приготовления, с юга поступили новые известия. Отправленные вниз по Дону служилые люди Данило Чулков и Иван Мальцев прислали девять пленных татаринов, взятых в плен под Азовом. Пленные показали, что Девлет-Гирей действительно собрался и вступил в поход на государеву «украйну» и выслал вперед своих разведчиков, которым удалось взять в полон «мужика в Северских вотчинах». Пленника допросили, и он рассказал, что Иван IV знает о намерениях хана и уже ждет его на берегу. «Прямое дело» с главными силами русских отнюдь не входило в планы крымского «царя», он и его советники еще не забыли прошлогодний урок, потому хан и отказался от своего первоначального намерения и решил, чтобы не возвращаться несолоно хлебавши домой, сходить за ясырем на Северный Кавказ «и с того сытым быть». Однако не дошел хан и до Азова, как к нему пришли известия о том, что-де «видели многых людей рускых на Днепре к Ислам-Кирмену, и царь по тем вестем воротился в Крым». Прибывший 20 июня в Серпухов от черниговского воеводы И.И. Очин-Плещеева бежавший из плена черниговский сын боярский Моисей Дементьев (не из тех ли детей боярских, что попали в плен под Судьбищами?) уточнил сведения, сообщенные пленными крымцами. Оказывается, хан с весны шесть недель стоял на Овечьих водах, ожидая сведений от своих разведчиков, а когда узнал, что русские ждут его, «поворотил со всеми людьми на Черкасы. И как пришол царь под Азов, и тут за ним ис Перокопи прислали, что царя и великого князя люди идут Днепром под Ислам Кирменю». Хан поспешил домой, куда и вернулся 16 апреля, отправив «мурзы дву или трех с малыми людьми языков добывати и про царя и великого князя проведывати»243.
Кем были эти «царя и великого князя люди», появление которых в низовьях Днепра вынудили хана отказаться от своих намерений и поспешно укрыться за укреплениями Перекопа? Ответ на этот вопрос в Москве (уже догадывавшиеся о причинах перемены в настроении хана) узнали 22 июня. В этот день «Дьяк Ржевской в Серпухов прислал к царю и великому князю з Днепра ис-под Ислам Кирмены дву казаков рославца да туленина Якуша Щеголева з грамотою, а в грамоте писал, что ходили на крымские места, а с ними черкасы и казаки, и улусы воевали, и под Ыслам Кирменем и на Белогородцком поле и на Очаковском месте были, и посады пожгли»244. Оказывается, это его людей видели в низовьях Днепра и из-за их действий хан поспешно вернулся домой, опасаясь за свой улус. Дело в том, что Ржевский отнюдь не собирался ограничиваться просто сбором разведывательной информации и наблюдением за действиями хана. Как видно из его послания, он с ходу перешел к активным действиям, всячески беспокоя татар и турок.
Причина такой его активности заключалась в том, что, как писал Ржевский царю, по дороге в низовья Днепра к нему присоединились два «черкасских» атамана, некто Млымский и Михайло Ескович, с 300 каневскими казаками. Получив такое неожиданное подкрепление, Матвей почувствовал себя способным на нечто большее, чем ему первоначально предписывалось, и принял решение выйти за рамки царской инструкции (что характеризует его как военачальника инициативного, обладающего суворовским «глазомером», то есть способным действовать по ситуации). Вместе с присоединившимися к нему «черкасами» Ржевский и его люди двинулись Днепром под Ислам-Кермен, где их уже ждали татары. Не ввязываясь с ними в бой, они отогнали у неприятеля коней и прочий скот, а потом пошли на Очаков, «и у Ачакова острог взяли и турок и татар побили и языки поимали». Погнавшийся было за ним очаковский санджак-бей «со многими людми» попал в устроенную Ржевским и казацкими атаманами засаду и понес большие потери от пищального огня. Под Ислам-Керменом Ржевского и его людей попытался было перехватить сын и наследник Девлет-Гирея калга Мухаммед-Гирей, оставленный отцом в его отсутствие в Крыму «на хозяйстве». Шесть дней Ржевский и казаки бились с татарами «пищальным боем», и у «царевича ис пищалей поранил и побил людей многых», после чего ночью отбил у калги «стада конские» и благополучно сумел оторваться от татар, уйдя вверх по течению Днепра «по Литовъской стороне». Кроме того, Ржевский сообщил, что хан не пошел на Русь, так как узнал о том, что его ждут царские полки, а его воинство сильно ослаблено моровым поветрием245.
Сведения, доставленные присланными от Ржевского гонцами, подтвердили взятые донским атаманом Михаилом Черкашениным под Керчью, окрестности которой атаман пограбил со своими молодцами, языки – турок и татарин, а также бежавшие из Крыма полоняники князь Афанасий Звенигородский «да Верига Клешнин с товарыщи» (и снова, видимо, перед нами участники сражения при Судьбищах!). Все они утверждали, что на «украине» государевой «царю не бывати, а бережется царь Крымской на собя приходу от царя и великого князя»246.
В итоге 25 июня Иван Грозный дал отбой тревоге и, «на Поле не пошел», отозвал Н.В. Шереметева и, оставив на берегу воевод с ратниками «для малых людей приходу», уехал в Зарайск помолиться святому Николе Зарайскому в благодарность за избавление от нашествия иноплеменных.
