А теперь, после несколько затянувшейся предыстории «астраханского вопроса», вернемся к судьбе нашего героя. К сожалению, нельзя с уверенностью сказать, участвовал ли Григорий Кафтырев в экспедиции князя Пронского. Однако осмелимся предположить, что он все же побывал тогда в Астрахани в качестве стрелецкого сотника в статье Г.В. Пушечникова. В самом деле, в следующем году Пушечников уже командует детьми боярскими в «Польском» походе воеводы И.В. Шереметева Большого, а наш герой во главе стрельцов отправляется в Астрахань. Следовательно, нет ничего невозможного в том, что стрелецкий сотник Григорий Кафтырев за отличие в первом астраханском походе получил повышение и был пожалован царем в стрелецкие головы одной из первых шести стрелецких статей, заменив убывшего на «крымский фронт» своего бывшего командира. Кстати, можно даже примерно прикинуть, когда состоялось повышение Кафтырева. Отправляя 9 марта 1555 г. посольство к ногаям, Иван IV писал, что он намерен послать на Волгу Григория Жолобова (Пушечникова. – В. П.). 11 же марта Иван IV с боярами «приговорил» «послати на крымские улусы воевод боярина Ивана Васильевича Шереметева с товарыщи», а Григорий Жолобов был назначен одним из голов в эту рать672. Следовательно, назначение Григория Кафтырева стрелецким головой вполне могло состояться 10 марта 1555 г., и в этом новом качестве он оказался в самом водовороте политических страстей и дипломатических интриг.
Но вернемся обратно к астраханской истории. Казалось, что с посажением на астраханский стол Дервиш-Али астраханский узелок был развязан, и можно было вздохнуть с облегчением. В Москве продолжали «жаловать» своего астраханского вассала, рассчитывая на его верную службу и далее. Так, отправляя в начале марта 1555 г. посольство к ногаям, Иван IV писал, что «присылал к нам бити челом Дербыш царь о Ямгурчеевых царицах, и мы к нему царицы отпустили с своим сыном боярским с Левонтьем Мансуровым и Астараханской юрт велели есмя беречи тому ж Левонтью. А с Левонтьем есмя послалил казаков и пищальников многих»673. Спустя месяц в Москву прибыл гонец от сына Дервиш-Али Джан-Тимура, который привез грамоту, а в ней было сказано, что Ямгурчи попытался взять реванш. Получив поддержку Девлет-Гирея (хан прислал астраханцу некоего Шигая-богатыря с «крымцы и янычане») и Юсуфовичей, сыновей ногайского бия, убитого своим братом Исмаилом, в марте 1555 г., Ямгурчи явился под Астрахань. Бывший астраханский «царь» и его люди, сказано было в послании, «приступали к городу, и Дербышь царь и все астороханьцы, наряд на горе исправя и казаков с пищалми царя и великого князя приготовив, с ними билися и побили у города многых ис пушек и ис пищалей и прогнали их»674.
Однако очень скоро оказалось, что на самом деле все выглядит не так, как могло показаться на первый взгляд. Демонстрируя свою преданность своему сюзерену, Дервиш-Али тем временем вынашивал планы сменить хозяина. Дело в том, что вскоре после успешного завершения миссии Пронского Иван IV включил в свою царскую титулатуру наименование Астраханский (и Сигизмунд II Август, король Польши и великий князь Литовский, признал новый титул «московского»), а Петр Тургенев стал царским наместником в Астрахани675. «Царь я или не царь?» – примерно таким вопросом, надо полагать, регулярно задавался астраханский «царь», сидючи в своей ханской юрте в «большом городе» долгими осенними и зимними вечерами, отправляя в Москву положенную дань и наблюдая за тем, как распоряжается в его улусе Тургенев. Очень скоро Дервиш-Али, что называется, созрел, решив: раз его теперешнее положение более чем двусмысленно, то нужно что-то делать, чтобы изменить свой статус в лучшую сторону. Удобный случай представился как раз в марте 1555 г. Оказывается, в грамоте Джан-Тимура была сказана правда, но не вся, далеко не вся.
В мае 1555 г. Петр Тургенев прислал из Астрахани грамоту, в которой сообщал Ивану, что при нападении Ямгурчи на Астрахань Дервиш-Али вступил в тайные переговоры с Юсуфовичами и переманил их на свою сторону. Юсуфовичи разгромили Ямгурчи, затем Дервиш-Али переправил их с 3 тысячами воинов на левый берег Волги, после чего братья напали на союзника Ивана бия Исмаила и согнали его с ногайского стола и захватили власть в Ногайской Орде. Более того, Тургенев сообщал, что астраханский хан сделал своим преемником-калгой некоего крымского царевича Казбулата (загадочный персонаж, ибо среди крымских «царевичей» того времени такого как будто нет. Однако обращает на себя внимание тот факт, что в сражении при Молодях в 1572 г. русскими ратниками в плен был взят некий астраханский царевич Хаз-Булат. Не был ли он тем самым загадочным Казбулатом?). В ответ же на требования царского наместника прекратить сношения с «крымским» Дервиш-Али попросту перестал принимать Тургенева, который решил вернуться домой, не дожидаясь прибытия Мансурова (уж не намекнул ему хан, что если сын боярский не уймется, то совершенно точно не сносить ему головы?)676. Тогда же, в мае 1555 г., в Москву прибыли ногайские послы от бия Исмаила. Бий, обеспокоенный действиями Юсуфовичей и стоявшим за их спиной Девлет-Гиреем, среди всего прочего писал Ивану о том, что-де «нам (то есть ему, Исмаилу с братьей. – В. П.) бы тово беречи, чтобы к Астарахани полем рати не пустили. А ты (то есть Иван IV. – В. П.) тово вели беречи, чтобы водяным путем не пришли, на всех перевозех вели по перевозом по двесте человек поставити. А ныне бы еси прислал мне дватцать пищалников да три пушечки и стрелцы, хто стреляет из них. А кого нам пошлешь, и ты посылай Волгою»677.
В свете всего этого представляется, что ссылка Дервиш-Али с Юсуфовичами была не случайной – еще покойный бий Юсуф под конец своего правления склонился к союзу с Девлет-Гиреем и осенью 1553 г. даже попытался отправиться в поход на Москву. Посадив же кого-либо из его сыновей на ногайский стол, Девлет-Гирей мог рассчитывать сделать ногаев своими союзниками в противостоянии с Москвой. Обращает на себя внимание, что весной все того же 1555 г. Девлет-Гирей предпринимает большой поход на Москву – уж не с тем ли, чтобы отвлечь внимание Ивана от астраханских и ногайских дел? Одним словом, не прошло и года после бегства из Астрахани Ямгурчи, как ситуация в низовьях Волги снова накалилась до предела.
Сопоставив сведения, полученные из Астрахани, из Крыма и просьбы Исмаила, царь, посовещавшись с боярами, решил изменить прежние планы. Предварительный расклад был таков, что Леонтий Мансуров со своими людьми, сопровождая ямгурчеевых «цариц», должен был отправиться вниз по Волге в Астрахань. Григорий Жолобов (а потом сменивший его Григорий же Кафтырев) должен был заняться изведением «воровских» казаков на Волге же («которые холопи из нашие земли выбежали и стоят на Волге, а у вас лошеди крадут и гостей побивают, а наших рыболовей грабят и побивают же, и мы на тех послали своего сына боярского Григорья Жолобова. А велели их, добыв, побити»), которые сильно досаждали бию Исмаилу и его мурзам. Одновременно Жолобов и его стрельцы получили приказ охранять перевозы через Волгу, препятствуя Юсуфовичам переправиться на левый берег Волги678. Однако новые известия из Крыма, Астрахани и Ногайской Орды внесли серьезные коррективы в этот расклад. Жолобов отправился, как мы уже писали выше, на «крымский фронт», сменивший его Григорий Кафтырев получил на усиление казаков во главе с атаманом Федором Павловым и новый приказ. Как писал Иван Исмаилу в начале июня 1555 г., «в Астарахань велелил есмя поспешити с Волги своему сыну боярскому Григорью Кафтыреву и велели есмя ему стояти в Астарахани и Астарахани беречи до тех мест, доколе придет в Астарахань наш сын боярской Левонтей Мансуров с царицами». И естественно, Григорий по-прежнему должен был стеречь волжские перевозы, не допуская Юсуфовичей на левый берег Волги, выделив три десятка своих людей Исмаилу «в помочь». При этом наш стрелецкий голова, судя по всему, получил чуть ли не чрезвычайные полномочия – вплоть до того, что он мог взять штурмом Астрахань и пленить Дервиш-Али679.
