Как это уже неоднократно было прежде, магистру нечего было противопоставить русским. Неудачная осада Дерпта и еще более провальная попытка взять защищаемый русскими стрельцами и детьми боярскими замок Лаюс (Лаис) подорвали его авторитет, вдобавок у него кончились деньги на оплату наемникам. В итоге, как с иронией писал ливонец Ф. Ниенштедт в своей хронике, «золото было уже истрачено и наемники были недовольны, потому что нечем было платить им. Таким образом они разошлись во все стороны, и зима окончательно разложила войско. Так всегда бывает, когда хочешь искать роз в снегу: Ганс Гау не может сносить лифляндской зимы с ее сильными холодами и, таким образом, пиво, как говорится, утекло». С остатками своего воинства магистр укрылся в замке Оберпален, артиллерию свез в Феллин691, а Ливония осталась, уже в который раз, беззащитна перед жаждущими мести и добычи русскими ратями.
17 (по другим данным, 18) января 1560 г. полки Мстиславского пересекли границу и вторглись в ливонские земли692. Поход начинался в суровых условиях. Псковская летопись сообщала, что «зима тогды была безснежна, толко сем недель было снегом»693. Видимо, по этой причине Мстиславский придержал главные силы, выслав вперед «лехкую» рать (на три полка с четырьмя воеводами во главе с князем В.С. Серебряным). «Князь Василей с товарыщи», по словам псковского летописца, «воевал промеж Веля (Феллин. – В. П.) да Икеси (Венден. – В. П.) Велянские места и Кеские и Володимиретцкие (прилегающие к Вольмару. – В. П.) и иные многие места», подчеркнув при этом, что «преже сего те были не воеваны, а пришли на них безвестно, и взяша в полон множество людей и всякого живота и скоту и побиша многих». Ливонские источники дополняют этот список разоренных местностей окрестностями Тарваста, Каркуса, Руена, Гелмеда, а городок Шмилтен был взят и сожжен вторично694.
Участвовали ли в этом набеге посаженные на конь стрельцы нашего героя вместе с ним – неизвестно, хотя в этом нет ничего невозможного (опять-таки по опыту предыдущих аналогичных набегов в ту же Ливонию). Но вот в осаде и взятии одной из важнейших ливонских крепостей, Мариенбурга, или как ее называли русские, Алыста, они участвовали совершенно точно. Видимо, дождавшись момента, когда наконец-то установился снежный покров и можно было теперь перебросить артиллерию к нужному месту, Мстиславский повел на неприятеля все свои силы. Ливонский хронист И. Реннер, оценивая численность русской рати, подступившей к Мариенбургу, писал, что их было 20 тысяч (в принципе вполне возможная цифра, если Реннер со слов очевидцев посчитал сюда не только «сабли и пищали», но и всякого рода обозную прислугу). Артиллерия Мстиславского, по словам хрониста, состояла из 7 kartouwen (картаун), 5 halve kartouwen (полукартаун), 2 scharpe metzen, 4 slangen, 6 fuirmorsers (огнеметательных мортир) и 5 grote steinbussen (больших камнеметов), не считая более мелких орудий (и в самом деле весьма и весьма приличный «наряд». – В. П.)695.
Соединившись под Алыстом с «лехкой» ратью, князь обложил город и начал его осаду. Она продолжалась три дня. За это время, по словам летописца, «боярин Михаил Яковлевичь (Морозов. – В. П. Видимо, именно он руководил осадными работами) наряд за озеро перевез на то же место, где город стоит, а стоит на острову середи великого озера… и стрелцов (в том числе и «прибора» Григория Кафтырева с их головой. – В. П.) всех у города поставя и туры поделав, наряд прикатя». Подготовка к бомбардировке заняла, судя по всему, один день, а на следующий день пушки наряда «учали бити с утра до обеда и стену до основания розбили»696.
Комтур Мариенбурга, Каспар фон Зиберг, не стал дожидаться, когда московиты пойдут на штурм, прекрасно понимания, что отбить приступ шансов у него и его людей мало, а вот потерять головы – напротив, очень и очень много. Потому он не стал проявлять излишний героизм и служебное рвение, капитулировав 14 февраля 1560 г.697 Правда, по мнению Кетлера, Зиберг показал недостойное ливонского рыцаря малодушие, почему и приказал арестовать комтура и посадить его в заключение в замке Кирхгольм, где тот вскоре и умер698. Наш же герой со своими стрельцами был оставлен в Мариенбурге-Алысте гарнизоном, а сам Григорий, надо полагать, получил царское жалование (Иван, получив радостную весть-сеунч от воевод, послал к ним «с своим жалованьем з золотым князя Федора Палецкого»)699.
Мариенбургский эпизод стал очередной вспышкой молнии, на мгновение осветившей жизненный путь Григория Кафтырева, после чего он снова оказался скрыт мраком на три года. В следующий раз стрелецкого голову мы видим участником одного из важнейших военных предприятий Ивана Грозного – Полоцкого похода 1562–1563 гг. Однако перед этим Григорий 20 марта 1562 г. вместе с более чем сотней других князей и детей боярских «выручили князя Ивана Дмитреевича Белского» в том, что «не отъехать за нашею порукою до своего живота в Литву и в Крым, и в ыные ни в которые государства никуды, ни в уделы». В этой поручной записи обращают на себя внимание два момента. Прежде всего, в общем перечне поручившихся Григорий стоит на 26-м месте (впереди князей Ю.Г. Мещерского, Р.В. Охлябинина, Ф.И. Пожарского, В.С. Мосальского и некоторых других). И второй момент – Григорий ручался за верность князя Бельского сотней рублей – сумма по тем временам, как мы писали выше, очень солидная. Следовательно, можно с уверенностью предположить, что наш герой к тому времени был уже весьма зажиточным служилым человеком. Вот уж действительно, за Богом молитва, а за царем служба не пропадет!
Но вернемся к Полоцкому походу. Еще раз подчеркнем, что этот поход без преувеличения может считаться одним из крупнейших военных предприятий Ивана Грозного. Сохранился своего рода походный дневник этой экспедиции, так называемая «Записная книга Полоцкого похода» (такое название этого интереснейшего документа утвердилось среди историков), позволяющий судить о том, насколько грандиозен был этот поход. Сперва отметим, что для участия в нем были собраны служилые люди со всего Русского государства. Об этом свидетельствует и необычный, крайне редко встречающийся «наряд» полков – государев, большой, правой руки, передовой, левой руки, сторожевой, ертоул, а также большой, средний и малый «наряды». Рать возглавляло множество воевод – помимо самого государя и его брата Владимира Андреевича, 2 татарских «царей» и 4 «царевичей», черкасского князя Василия в походе участвовали 22 воеводы (двадцать в полках и при наряде и два дворовых). Далее, при буквальном прочтении дневника (и ряда других источников, в том числе и зарубежных – «Полоцкое взятье» вызвало бурную реакцию в Европе) получается, что в походе участвовала «тьмочисленная» рать – около 150 тысяч человек. У страха глаза велики, да и с точки зрения просвещенных европейцев варвары (а в том, что русские были именно такими, сомнений у них не было) непременно должны были воевать и побеждать исключительно за счет колоссального численного превосходства. Поэтому если принимать эту цифру на веру, то только при одном условии – в эти 150 тысяч были записаны все, кто в той или иной мере был привлечен к участию в этом походе, – «сабли и пищали», обозная и артиллерийская прислуга, посоха и прочие, и прочие, и прочие. Реальный же боевой состав царского войска, согласно дневнику похода, летописным сведениям и разрядам, просчитывается достаточно точно. Суммируя эти данные, можно предположить, что царские полки насчитывали самое большее 50–55 тысяч бойцов, в том числе 17,5 тысячи дворян и детей боярских и примерно столько же их послужильцев, 5,5 тысячи татар, мордвы и черемисов, 6 тысяч казаков, 1,1 тысячи даточных людей с северо-восточных городов и земель и около 5 тысяч стрельцов700. Среди прочих стрелецких «приборов», отправившихся добывать Полоцк вместе со своим государем, был и кафтыревский вместе со своим головой.
