Причины, по которым русский царь отказал Исмаилу в его настоятельной просьбе, более чем очевидны, особенно если принять во внимание, что фактически война между Москвой и Литвой началась не весной 1562 г., с истечением срока перемирия, а намного раньше — летом 1561 г. Тогда литовское войско под началом великого гетмана Н. Радзивила Рыжего осадило и взяло занятую русским гарнизоном крепость Тарваст, а другая рать под командой Ю. Тышкевича опустошила занятые русскими ливонские уезды до самого Юрьева (Дерита). К тому же серьезную обеспокоенность действиями казаков в низовьях Дона и Вишневецкого на Северном Кавказе проявили турки. Еще весной 1561 г. они отправили в Черное море свою эскадру с десантом на борту для противодействия «капитану Дмитрашке». И хотя в конце лета османская эскадра после долгого крейсерства вернулась домой, Иван не стал далее испытывать судьбу и, согласно летописному свидетельству, отозвал князя с Кавказа.
Возвращение Вишневецкого в Москву состоялось в ноябре 1561 г., причем он приехал с Днепра, где был «государьскою посылкою» и «крымские улусы воевал, которые кочевали блиско Днепра»
. В этой истории обращают на себя внимание два обстоятельства. С одной стороны, в 1563 г. Иван наказывал отправленному в Крым послу А. Нагому на вопросы о Вишневецком отвечать, что де тот был выведен «из Черкас» потому, что «учал жити в Черкасех не по наказу»
. С другой стороны, 5 сентября 1561 г. датируется «глейтовный лист» (охранная грамота) Сигизмунда II, адресованная Вишневецкому, разрешающая ему вернуться в Литву и снова служить своему законному государю. Более того, тем же днем датируется другое письмо Сигизмунда князю М. Вишневецкому, старосте каневскому и черкасскому, в котором он сообщает, что его брат, находясь на Монастырском острове на Днепре, прислал к нему, великому литовскому князю, письмо с просьбою «его в ласку нашу господарскую принемши, лист наш кглейтовный ему послати росказали и до нас господара приехати ему дозволили». Интересно, что тогда же Сигизмунд попытался переманить на свою сторону казаков, засевших в низовьях Днепра и оттуда совершавших набеги на крымцев, предложив им принять участие в готовящемся походе в Ливонию. История же с Вишневецким закончилась тем, что посланный в апреле 1562 г. вместе со своими казаками в низовья Днепра «недружбу делати царю крымскому и королю литовскому» князь в июле с тремястами своих людей, переманив вдобавок к ним еще полторы сотни московских «полских» казаков прибора атамана Водопьяна, перешел на сторону Сигизмунда II.
За всеми этими перипетиями мы совсем забыли о втором нашем главном герое — Девлет-Гирее. А хан, судя по всему, в этом году особой активности не проявлял. Чувствуя, что напор со стороны Москвы постепенно слабеет, что ее отношения с Литвой, и без того весьма далекие от идеальных, стремительно портятся, Девлет-Гирей затаился за Перекопом. Внимательно наблюдая за развитием событий, он не торопился откликаться на призывы великого литовского князя, раз за разом славшего в Бахчисарай гонцов и богатые «поминки», напоминая Девлет-Гирею о взятых им на себя союзнических обязательствах. Так, в октябре 1560 г. Сигизмунд отправил к Девлет-Гирею своего гонца Г. Кайдаша с грамотой, в которой высказывал сожаление по поводу того, что хан не выполнил своего обещания отправиться в поход на «московского», и выражал надежду, что крымская рать все же «всядет на конь» зимой 1560/61 г. Вместо этого в мае 1561 г. хан прислал в Москву гонца с грамотой и «поминком» великому князю — аргамаком. Сам факт присылки гонца, да еще и «поминка», пусть и малого, выглядел ободряюще, к тому же в Москве знали о попытках «литовского» вынудить хана выполнить свое обещание и выступить наконец с ратью на Русскую землю. И бездействие «крымского» в ответ на эти послания можно было истолковать как намек на продолжение переговоров. Правда, хан по-прежнему требовал от Ивана платить ему «Магмет-Кирееву дань», но в Москве знали о сложном положении в Крыму. Так сопровождавший ханских людей служилый татарин Семен Тутаев рассказывал, что «в Крыму голод великой, батман пшеницы в семьдесят рублей». Поэтому такие требования хана выглядели как отправная точка для долгого торга. И, наверно, стоит согласиться с мнением отечественного историка Б.Н. Флори, который полагал, что отправка 16 декабря 1561 г. в Крым московского гонца служилого татарина Девлет-Хози Рязанова «с товарыщи» с грамотой, в которой Иван «писал ко царю о дружбе», подвела итог долгому, но оказавшемуся в конечном итоге безуспешным русскому наступлению на Крым
. Правда, стоит оговориться — по нашему мнению, отправка гонца означала прежде всего именно формальный конец политике непрерывного военного давления на «крымского» со стороны Ивана, поскольку, как было показано выше, достигнув апогея в 1559 г., военная активность Москвы на южном направлении постепенно снижалась. Крым оказался более крепким орешком, чем полагали русский царь и его советники под влиянием побед над Казанью и Астраханью и шертования бия Исмаила. Ни мор, ни голод, ни разрушительные набеги русских ратных людей, казаков, ногаев и черкесов не сломили воли Девлет-Гирея к сопротивлению. Перепробовав все возможные способы быстро достичь победы над неприятелем, Иван решил отказаться от силового разрешения «крымского» вопроса и урегулировать разногласия с ханом посредством дипломатии. Следующий ход был за Девлет-Гиреем, и он не упустил возможности воспользоваться представившимся ему шансом повернуть ход событий в свою пользу. Но об этом речь пойдет ниже.
ГЛАВА III.
НЕЗАДАВШЕЕСЯ «ЗАМИРЕНИЕ»: ОТ ВОЙНЫ «ХОЛОДНОЙ» К ВОЙНЕ «ГОРЯЧЕЙ»
(1562-1571 гг.)
§ 1. Ни мира, ни войны: русско-крымские отношения в 1562 —1567 гг.
Итак, предпринятая Иваном IV во 2-й половине 50-х гг. XVI в. попытка наступления на Крым не привела к успеху. Несмотря на достигнутые определенные успехи, Крыму не было суждено повторить в эти годы судьбу Астрахани и Казани. Причины отказа Ивана от продолжения активных, наступательных операций на южном направлении представляются достаточно ясными. Подчинение Крыма воле Москвы (не говоря уже о его завоевании) оказалось намного более сложным предприятием, чем могло показаться на первых порах. Мы уже отмечали выше, что даже смена хана на троне, утверждение на нем промосковски настроенного «царя», как показывал опыт Казани и Астрахани, не гарантировали окончательного завершения противостояния Руси и Крыма, тем более что Казань и Астрахань были самостоятельными государствами, а за спиной у «крымского» стоял могущественный сюзерен — султан Оттоманской Порты. Чрезмерная активность Русского государства в Причерноморье могла вызвать его серьезное неудовольствие, и к каким последствия могло привести столкновение России и Турции, первоклассной военной державы середины XVI в., можно было только догадываться. Ясно было только одно — у России и так хватало врагов, чтобы обзаводиться еще одним, да еще и таким.
Но кроме внешнеполитических проблем, на пути покорения Крыма стояли еще и сложные чисто технические препятствия. Снова подчеркнем, что Поле, поистине безбрежная степь, оказалось для крымских татар крепостью понадежнее, чем самые мощные валы и стены. Конечно, военный потенциал Крымского ханства, безусловно, уступал русскому. Москва, своевременно подключившись к военной революции и обладая более развитой и мощной экономикой, получила неоспоримое военно-техническое преимущество над крымцами. И в артиллерии, и в пехоте, оснащенной огнестрельным оружием, и в умении брать крепости — во всем этом рати Ивана Грозного превосходили татарские полки, а московские дети боярские, закаленные многолетними походами и малой войной на южной границе, по меньшей мере не уступали татарским наездникам. Но, как метко заметил американский историк У. Мак-Нил, «…московские цари устанавливали свою власть повсюду, куда судоходные реки позволяли доставить тяжелые пушки…»
До Казани, а после ее падения — и до Астрахани, Москва могла относительно легко добраться по Оке и Волге, быстро и без особых трудностей перебросив по воде пушки, пехоту и необходимые припасы. С Крымом такой вариант не проходил. Выход из Дона запирал турецкий Азов, а днепровские пороги оставались серьезным препятствием на пути тяжело груженных караванов точно так же, как и шестьсот лет назад, во времена Игоря, Ольги и Константина Багрянородного. К тому же попытки русских закрепиться в низовьях Днепра были негативно встречены Вильно, а проблем в отношениях с Литвой хватало и без того, чтобы добавлять к ним еще одну. А ведь казанский сценарий как раз и предполагал создание баз в непосредственной близости от неприятеля, с которых русское войско могло нанести решающий удар по врагу. Не закрепившись в низовьях Днепра и Дона, нельзя было и думать об организации масштабной военной экспедиции против Крыма, поскольку поход через Поле большой армии со столь же большим обозом был на то время невозможен. От Тулы, Дедилова и Пронска с Новгород-Северским до Крыма было слишком далеко. Действия Д. Ржевского, Д. Адашева и Д. Вишневецкого, при всей их успешности, оставались всего лишь набегами, неспособными в корне изменить ситуацию, тем более что организовать действенную поддержку им со стороны ногаев и черкесов дипломатам Ивана Грозного так и не удалось, равно как и привлечь на свою сторону Сигизмунда II.
