Судя по всему, он был странствующим проповедником, который так достал кого-то своими проповедями, что ему выжгли глаза. Но хорошо подвешенный язык почему-то не тронули (что поделаешь – у некоторых людей странное чувство юмора).
Для слепого бродяга неплохо ориентировался. Кое-кто поверил, что его и впрямь ведет Дух (хотя пахло от него экскрементами). Никак иначе объяснить его удивительно целеустремленное движение было нельзя. Во всяком случае, он добрался до города, и у него осталось достаточно сил, чтобы выплеснуть на местных недоумков свою бешеную ярость.
У него была борода до пояса и колтун на голове. В этих зарослях птицы могли бы вить гнезда. Но вместо птиц ползали насекомые… На костлявой фигуре болталось рваное платье из мешковины (это в середине марта!); вокруг талии был обернут металлический трос. Босые ноги кровоточили; ногти вылезли; зубы выпали; губы были покрыты язвами; на лбу вырезан крест; ужасные раны, в которые превратились пустые глазницы, облеплены мухами. Человек не отгонял их. Ему было не до того. Он потрясал огромными кулаками, насаженными на тонкие веточки запястий. И почти непрерывно орал. На звук его голоса сбежалась добрая половина горожан. Другая половина в это время вовсю предавалась пороку.
– Покайтесь, твари! – кричал слепой. – Ползайте на брюхе, молите о прощении, искупайте черный бабий грех! Опомнись, отрыжка Господня, оглянись на себя! Грязь – к грязи, прах – к праху, гниль – к гнилью, дерьмо – к дерьму! Забыли свое место, Евины ублюдки?! Хватит жевать в стойлах, двуногий скот! В каждом сидит сатана, и лучше бы вам жрать друг друга! На позор ты было создано, проклятое племя! Бельмо на глазу, плевок в зерцало небесное! Нет вам оправдания, вонючие сморчки, и нигде нет для вас слова правды!..
Даже священник пришел взглянуть на конкурента. Ничего не скажешь, тот был куда более убедителен. По понятным причинам он трепался без бумажки (такое удавалось иногда умнику Жирняге, но председатель управы не мог как следует завести народ). А чего стоил один только типаж! Да и актером слепой был гениальным. В сочетании с громоподобным голосом жуткая рожа производила впечатляющий эффект. Под влиянием его пламенных речей часть паствы действительно ощутила свое полное ничтожество; одним немедленно захотелось пасть еще ниже, а другим – наклюкаться с горя.
Кроме того, слепой, несомненно, обладал врожденным магнетизмом. Вскоре к нему присоединились человек пятнадцать, охваченных психозом, царапавших себя ногтями и выдиравших друг друг другу волосы в спровоцированном бродягой припадке садомазохизма. Некоторые, наоборот, обиделись на обличителя общественных язв и бросали в того чем попало, а кое-кто и поплевывал с верхних этажей. Печален удел правдоискателей! Никому не нравится, когда его обзывают дерьмом, даже если так оно и есть. И ничего тут не поправишь…
Обрастая по пути прилипалами, слепой добрался до самых злачных мест.
На его беду в этот вечер Начальник кутил в «Петухе» со всей свитой – и кутил так, что с девок трусы спадали. Заблуда отмечал свой двадцатипятилетний юбилей.
Перед входом в кабак детишки плебса играли в «корову». На специально сооруженном ко дню торжеств ринге клейменые качки из спортклуба «Три богатыря» тузили друг друга и валялись в грязи, развлекая возбужденный электорат. На заднем дворе пылали костры и раздавалась беспорядочная стрельба. Жарилась насаженная на вертел огромная кабанья туша – подарок юбиляру от Ферзя, точнее, один из подарков. Тут же пьяные охранники палили из пистолетов по пустым бутылкам.
В самом «Петухе» было жарко, как в протопленной бане. Брага и пиво лились рекой. Бабки хором визжали «Улетай!». В табачном дыму плавали угорелые рожи с выпученными глазами. Голые шлюхи плясали на столах и ползали под столами, обслуживая почетных гостей. (Даже священнику казалось, что жизнь тогда была не в пример веселее нынешней. Многие весельчаки с тех пор перекочевали на кладбище, а шлюхи состарились и потеряли всякую привлекательность.)
В сопровождении толпы бичуемых кретинов слепой ворвался в кабак (охрана приняла его за специально нанятого Гришкой ряженого) и попытался испортить праздник. Он пробился к стойке и сбросил на пол гору пивных кружек. Его пророческий рев перекрыл даже релаксационную музыку, исполняемую при помощи кастрюль, баяна с дырявым мехом и стиральной доски.
– Вот оно, гнездо блуда! – завопил странник. – Рассадник заразы! Сатанинская клоака! Трепещи, отребье, ибо близится расплата! Ах вы, свиньи, объевшиеся белены, похотливые обезьяны, пожиратели кала, растленные тупицы! Пляшете на трупах, не ведая, что настает последний час разврата! Скоро, скоро грядет возмездие! Вырвите свои языки, пониже спины лижущие; выколите глаза, на позор взирающие; отрубите руки, жаждущие касаний! Иди за мной, очнувшийся! Убей плоть червивую; истреби красоту искушающую; зашей пасть ненасытную! Сжигай добро свое, неправедно нажитое, на дно тянущее! Пусть костры запылают на дорогах, и самкам выжгут срамные места, и демоны похоти обратятся в дым, и нагие пойдем по миру! В скитаниях обретете милость, очистите души, вернетесь в грязь, из которой вышли; и не будет над вами никакого пса двуногого и двуличного!..
– Эй, придурок! – раздался спокойный голос Начальника. – Побереги дыхание. У нас уже есть один такой. Двое – это чересчур много. Мой бюджет не выдержит. Так что катись отсюда, убогий! Жалко тратить на тебя патрон.
– А-а, Ирод! – сказал слепой, понизив голос. Он раздувал ноздри, словно различал людей по запаху, и перешел на зловещий шепот. – По-прежнему истребляешь младенцев? Бесполезно! Твоя смерть придет извне. Я уже вижу ее. Она черная, обугленная, как твоя душа, и мертвее ее только камни и кости. Она сидит внутри чужого человека. Он бродит далеко на севере и еще недостаточно мертв…
Позже присутствовавшие в кабаке сошлись на том, что говорить о смерти в разгар кутежа было со стороны слепого по меньшей мере неделикатно. Всему свое время. (Кроме того, бродяга не на шутку испортил воздух в помещении.) Но у Заблуды-младшего тоже обнаружилось здоровое чувство юмора и железные контраргументы. Он достал свои красивые, опасно сверкавшие игрушки и вставил оба ствола в пустые глазницы слепого. Тот сразу перестал пророчествовать. Блестящие зеленые мухи роились вокруг пистолетов.
– Что ты теперь видишь? – спросил Гришка в наступившей гробовой тишине. – Как насчет света в конце туннеля?
Проповедник пожевал губами, потом издал злорадный смешок.
– Я вижу, как Он уничтожит эту выгребную яму и передавит помойных паразитов. Все вы прокляты, грешники, и гореть вам в аду! Всех поразят сифилис, лучевая болезнь, проказа, гангрена – и будете собирать члены свои отпадающие, но ничто не прирастет, ибо вы обречены терять! Изойдете кровавым поносом и потонете в гное, потому что Он наполнит трупами колодцы и реки, и будете хлебать нечистое и не напьетесь, будете умываться менструальной кровью и не отмоетесь, будете жрать опарышей и не насытитесь, будете обливаться помоями и разносить мерзость! Случится чудо в омертвелых матках, и бляди ваши снова смогут рожать, но будут корчиться в нескончаемых муках, извергая дикобразов и рогатых змей!..
