Внезапно она повернулась, уставилась на восток и вскинула голову:
– Что там? – спросил он. – Т'лан имассы?
Яггутка покосилась на него:
– Не уверена. Возможно… ничего. Скажи, есть к югу отсюда море?
– А оно там было, когда ты… ещё не попала в курган?
– Да.
Паран улыбнулся:
– Ганат, к югу отсюда и правда есть море, к нему я и направляюсь.
– В таком случае, я пойду с тобой. Зачем ты едешь туда?
– Чтобы поговорить кое с кем. А ты? Я думал, ты торопишься восстановить свой ритуал?
– Тороплюсь, но есть и более срочное дело.
– Какое же?
– Мне нужно помыться.
Стервятники слишком объелись и не могли взлететь, поэтому лишь отпрыгивали с пути, хлопая крыльями и испуская возмущённые крики, так что взору открывалась исклёванная человеческая плоть. Апсалар замедлила шаг, она уже сама не была уверена, что хочет продолжать идти по главной улице, впрочем, хриплые вопли падальщиков раздавались и с боковых переулков, и вряд ли альтернативный маршрут был бы чем-то лучше.
Крестьяне умерли в мучениях – чума была немилосердна, она пролагала долгий и мучительный путь ко Вратам Худа. Опухшие железы перекрывали глотку, так что невозможно становилось есть плотную пищу, давили на дыхательные пути, отчего всякий вздох становился смертной мукой. Желудок раздували газы. Не имея выхода, они наконец разрывали стенки желудка, и несчастного разъедала изнутри собственная кислота. Таковы были последние этапы болезни. Прежде приходила лихорадка, жар такой силы, что мозг плавился в черепе, а больные сходили с ума – и даже если бы хворь в этот момент изгнали, от обретённого безумия уже не было спасения. Из глаз сочился гной, плоть становилась студенистой в суставах – такой явилась Госпожа, во всей своей жуткой славе.
Костяные рептилии, спутницы Апсалар, вырвались вперёд. Они развлекались, пугая стервятников и разгоняя тучи мух. Теперь же – трусили обратно, не обращая никакого внимания на почерневшие, полусъеденные трупы, среди которых им приходилось пробираться.
– Эй, Не-Апсалар! Ты слишком медленная!
– Нет, Телораст, – закричала Кердла, – она недостаточно слишком медленная!
– Да, недостаточно медленная! Нам нравится эта деревня – мы хотим играть!
Ведя свою спокойную лошадь в поводу, Апсалар двинулась дальше по улице. Два десятка жителей зачем-то выползли сюда перед смертью, быть может, в последней, отчаянной попытке избежать неизбежного. И умерли, раздирая друг друга ногтями.
– Можете тут оставаться столько, сколько пожелаете, – объявила она рептилиям.
– Так не годится, – возразила Телораст. – Мы ведь твои охранительницы! Твои неусыпные, вечно бдительные охранницы. Мы будем тебя сторожить, какой бы больной и отвратительной ты ни стала.
– А потом глаза выклюем!
– Кердла! Не говори ей такого!
– Ну, мы же подождём, пока она не уснёт. В горячке.
– Именно. Она ведь тогда сама нас попросит остаться.
– Я знаю, но мы уже две деревни проехали, а она до сих пор не заболела. Не понимаю. Все остальные смертные умерли либо умирают, а в ней-то что такого особенного?
– Её избрали узурпаторы Тени – потому она и может тут скакать и держать нос по ветру. Придётся подождать, пока не представится возможность выклевать ей глаза.
Апсалар перешагнула груду трупов. Впереди деревня резко заканчивалась – остались только чёрные пепелища трёх последних домов. Облюбованное ворóнами кладбище раскинулось на соседнем низком холме, вершину которого украшала одинокая гульдиндха. На ветвях дерева в угрюмом молчании восседали чёрные птицы. Несколько наскоро собранных платформ указывали на прежние попытки соблюсти церемонию прощания с мёртвыми, но хватило жителей деревни явно ненадолго. В тени дерева стояла дюжина белых коз. Животные смотрели, как Апсалар в сопровождении скелетов Телораст и Кердлы движется по дороге.
Что-то произошло – далеко на северо-западе. Нет, она даже могла сказать точнее – в И'гхатане. Там произошла битва… и свершилось чудовищное преступление. Жадность И'гхатана до малазанской крови вошла в легенды, и Апсалар опасалась, что город вновь упился ею.
В любой стране можно найти места, в которых битвы происходили снова и снова, словно бесконечная череда кровопролитий, и чаще всего это точки не имели какого-то важного стратегического значения или не обладали превосходными укреплениями. Словно сами скалы и почва насмехались над всяким захватчиком, завоевателем, которому хватило глупости попытаться их покорить. Это его мысли – Котильона. Он никогда не боялся назвать тщету по имени и признать наслаждение, с которым мир втаптывал в пыль человеческую манию величия.
Девушка миновала последнее из сгоревших зданий и с облегчением вздохнула, так как зловоние осталось позади: к запаху подгнивших тел она привыкла, но вонь пепелища проникала во все её чувства тревожным предвестьем. Приближались сумерки. Апасалар снова взобралась в седло и собрала поводья.
Она решила попытаться пройти по Пути Тени, хотя и знала, что уже слишком поздно – что-то уже произошло в И'гхатане; по крайней мере, она взглянет на оставленные этим событием раны и выйдет на след тех, кто выжил. Если, конечно, кто-то выжил.
– Ей снится смерть, – проговорила Телораст. – А теперь она разозлилась.
– На нас?
– Да. Нет. Да. Нет.
– Ой, она открыла Путь! Тени! Безжизненная тропа среди безжизненных холмов – мы же с тоски помрём! Стой, не бросай нас!
Выбравшись из расселины, они обнаружили, что их ждёт пир. Длинный стол, четыре унтанских стула с высокой спинкой, канделябр в центре с четырьмя толстыми восковыми свечами, золотистый свет пламени плясал на серебряных тарелках, наполненных малазанскими деликатесами. Жирная рыба – сантос с отмелей Картула, запечённый в глине со сливочным маслом и специями; полоски маринованной оленины, которая пахла миндалём, по северному рецепту а-ля Д'авор; рябчик с Сэтийских равнин, фаршированный бычьей ягодой и шафраном; печёные тыквы и змеиное филе из далхонской кухни; разнообразие тушёных овощей… и четыре бутылки вина: белое «Остров Малаз» из винокурни Паранов, подогретое рисовое вино из Итко-Кана, красное креплёное из Гриса и янтарное вино «Белак» с Напанских островов.
Калам остановился, уставившись на колдовское наваждение, а Ураган хмыкнул, подошёл к столам, взбивая пыль сапогами, и уселся на один из стульев, а затем потянулся к грисийскому красному.
– Что ж, – проговорил Быстрый Бен, стряхивая с одежды пыль, – это очень мило. Кому предназначается четвёртый стул, как вы думаете?
Калам поднял глаза к заслонявшей небо летающей цитадели:
– Даже думать об этом не хочу.
Послышалось чавканье Урагана, который принялся уплетать оленину.