– Это ты о чём?
Подёнка фыркнула:
– Ты да я, Смекалка, мы же тяжёлая пехота, верно? Мы ноги в землю упрём и там стоим, да и плевать, зачем. Это всё вообще не важно.
– Но Флакон…
– Псу под хвост, Смекалка. Они же солдаты, Трича ради. Солдаты. Разве солдатам нужны мозги? Они только служить мешают, а это дело плохое. Они всякое думают, а от этого появляются мысли, а потом они уже не так и хотят драться.
– Почему это они от мыслей не захотят драться?
– Всё просто, Смекалка. Уж поверь мне. Если б солдаты много думали о том, что делают, они бы больше не дрались.
– Так почему ж вышло, что я устала, а уснуть не могу?
– И это просто.
– Правда?
– Ага, и звёзды тут ни при чём. Мы все солнца ждём. Все хотим увидеть солнце, потому что по всему выходило, что мы его больше не увидим.
– Ну да.
И после долгого задумчивого молчания Смекалка сказала:
– Здорово бы было.
– А теперь-то что здорово?
– Ну, быть такой же умной, как ты, Подёнка. Ты ж такая умная, что у тебя мыслей нет, и прям диву даёшься, чего ты делаешь в тяжёлой пехоте. И вообще в солдатах.
– Я не умная, Смекалка. Уж поверь мне. Знаешь, откуда я это знаю?
– Нет. Откуда?
– Оттуда… вот внутри… ты да я, и Лизунец, и Курнос, и Ура Хэла, и Ханно, все мы тяжпехи. Мы не испугались, никто из нас, вот оттуда и знаю.
– Так не было страшно. Просто темно, и долго мы там ползли, и ждали, пока нас Флакон выведет, ну и скучновато было иногда, вот и всё.
– Вот. А огонь тебя напугал?
– Ну, ожоги-то болят, верно?
– Ещё как.
– Мне это не понравилось.
– Мне тоже.
– Так что мы все делать-то теперь будем?
– Четырнадцатая? Не знаю. Мир спасать, наверное.
– Ага. Наверное. Было бы здорово.
– Ну да.
– Ой, смотри, это солнце встаёт?
– Ну, там же восток, где светлеет, так что, думаю, да. Рассвет.
– Здорово. Я его ждала. Наверное.
Спрут нашёл сержантов Тома Тисси, Шнура и Геслера. Они собрались у подножия склона, который вёл к западной дороге. Их, похоже, рассвет ничуть не волновал.
– Экие вы все серьёзные, – заметил сапёр.
– Идти далеко, – ответил Геслер, – вот и всё.
– У адъюнкта не было выбора, – сказал Спрут. – Тут бушевал огненный смерч – она никак не могла знать, что остались выжившие, которые прокопались прямо под ним.
Геслер взглянул на двух других сержантов, затем кивнул:
– Всё в порядке, Спрут. Мы знаем. Мы никакого убийства не задумывали.
Спрут повернулся к лагерю:
– Некоторые солдаты неправильно обо всём этом думают.
– Ну да, – согласился Шнур. – Но мы им мозги на место вправим ещё до заката.
– Хорошо. Штука в том, – сапёр замешкался, затем вновь повернулся к сержантам, – что я тут обо всём подумал. Кто же нам поверит-то, Худа ради? Скорей уж, мы сами сговорились с Королевой Грёз. С нами же один из офицеров Леомана. А теперь, раз уж капитан и Синн взяли да и оказались вне закона… может так показаться, что мы все тут предатели или что-то в этом роде.
– Но мы же не сговаривались с Королевой Грёз, – возмутился Шнур.
– Ты в этом уверен?
Все трое сержантов уставились на Спрута. Тот пожал плечами:
– Флакон… он странный. Может, он с кем-то и договорился. Может, с Королевой Грёз, может, с каким другим богом.
– Он бы нам сказал, правда? – спросил Геслер.
– Трудно сказать. Он же хитрый сукин сын. Тревожит меня эта треклятая крыса, которая всех нас до единого покусала, будто она-то знала, что делает, а мы – нет.
– Да просто дикая крыса, – бросил Том Тисси. – Она ж не ручная, почему бы ей не кусаться?
Геслер сказал:
– Слушай, Спрут, по-моему, ты просто выдумываешь новые поводы для беспокойства. Зачем это делать? Нам и так предстоит долгая дорога, а у нас ни доспехов, ни оружия. Одежды нет почти – солнце нас просто зажарит.
– Нужно найти деревню, – заявил Шнур, – и надеяться, что Худова чума её раньше нас не нашла.
– Не благодари, Спрут, – ухмыльнулся Геслер. – Теперь можешь и об этом беспокоиться.
Паран начал подозревать, что его конь знал, что их ждёт: он раздувал ноздри, вскидывал голову, шарахался из стороны в сторону, бил копытом и пытался вырвать у него из рук поводья на всём пути по тропе. Пресноводное море лениво катило мутные волны на выбеленные солнцем известняковые утёсы. На илистом мелководье вздымал сухие ветви мёртвый пустынный кустарник, и всюду гудели насекомые.
– Это не то древнее море, – проговорила Ганат, когда они приблизились к берегу.
– Да, – согласился Паран. – Полгода тому назад Рараку было пустыней, и пустыня царила здесь тысячи лет. Затем произошло… своего рода возрождение.
– Оно угаснет. Всё угасает.
Некоторое время капитан молча разглядывал яггутку. Дюжину ударов сердца она неподвижно стояла и смотрела на охряные волны, а затем вышла на мелководье. Паран спешился и стреножил лошадей, чудом избежав укуса от мерина, на котором скакал. Капитан распаковал походное снаряжение и принялся обустраивать очаг. Вокруг было полно плавника, море принесло даже целые, вырванные с корнем деревья, и вскоре он уже развёл костёр.
Выкупавшись, Ганат присоединилась к нему. Вода стекала по её гладкой, зеленоватой коже.
– Пробудились духи глубинных источников, – проговорила яггутка. – Словно эта земля вновь молода. Молода и дика. Я не понимаю.
Паран кивнул:
– Да, молода. И уязвима.
– Верно. Зачем ты приехал сюда?
– Ганат, возможно, тебе безопаснее будет уйти.
– Когда ты начнёшь ритуал?
– Он уже начался.
Яггутка отвела взгляд:
– Ты – странный бог. Скачешь на жалком создании, которое мечтает тебя убить. Разводишь огонь, чтобы готовить на нём пищу. Скажи, в этом новом мире – все боги подобны тебе?
– Я не бог, – возразил Паран. – Вместо древних Скрижалей Обителей – сразу признаюсь, я сам не уверен, что они так назывались, – в общем, вместо них теперь Колода Драконов, оракул, в котором содержатся Высокие Дома. Я – Господин этой Колоды…
– Господин, в том же смысле, что и Странник?
– Кто?
– Хозяин Обителей в мои времена, – ответила яггутка.
