Он нанесёт удар в сумерках, когда караван завершит дневной переход. Сперва перебьёт охранников, затем – оставшихся псов, а напоследок – жирных слабаков, которые едут в этих хилых экипажах. Торговца с его гаремом безмолвных детей, скованных друг с другом цепью позади экипажа. Торговца человеческой плотью.
От этой мысли Деджима Нэбрала выворачивало. Подобные гнусные создания были и во времена Первой империи, и, похоже, их порок так и не был искоренён. Когда т'рольбарал установит своё правление в этой земле, новая справедливая кара постигнет осквернителей плоти. Деджим пожрёт сначала их, а затем всех прочих преступников – убийц, насильников, бросателей камней, мучителей духа.
Создатель задумывал его самого и весь его род как стражей, защитников Первой империи. Отсюда родилось смешение крови, сделавшее чувство совершенства сильным, богоподобным. Слишком сильным, разумеется. Т'рольбаралы не стали подчиняться несовершенному господину. Нет, они пожелали править, ибо лишь тогда можно было бы установить истинную справедливость.
Справедливость. И… разумеется… удовлетворение естественного голода. Нужда пишет свои законы, их невозможно отменить. Когда Деджим Нэбрал станет властителем, он установит истинное равновесие между двумя основными силами своей д'иверсовой души, и если ничтожные смертные взвоют под тяжестью его суда, да будет так. Они заслужили, чтобы их верования сбылись по-настоящему. Заслужили острые, точно когти, грани собственных славных добродетелей, ибо добродетели суть больше, чем просто слова, они – оружие, и по справедливости такое оружие обратится против своих создателей.
Тени сгустились на утёсе, закрытом от света заходящего солнца. Деджим Нэбрал последовал за тенями на равнину – пять пар глаз, но единый разум. Абсолютный, нерушимый центр.
Сладостная бойня. Прольётся алый нектар, чтобы восславить багровое пламя солнца.
Как только д'иверс перетёк на равнину, он услышал собачий лай.
И на миг пожалел животных. Хоть и глупы, но и они знали великую нужду.
Не без труда, но он всё же сумел разогнуть ноги и, постанывая от боли в затекших конечностях, слез с широкой спины мула. И даже, несмотря на эту муку, не пролил ни капли из своего драгоценного ведра. Напевая себе под нос какое-то песнопение (он уже позабыл, где именно в книге Священных песен его вычитал, да и какая разница?), он заковылял с ведром к самодовольным волнам моря Рараку, а потом дальше по мягкому песку, среди дрожащего тростника.
И вдруг остановился.
Отчаянно огляделся, принюхиваясь к влажному, душному, закатному воздуху. Вновь огляделся, всматриваясь во всякую тень, всякое нестройное движение тростника и клочковатого кустарника. Затем согнулся и намочил изодранную рясу, встав на колени на мелководье.
Сладкие, согретые солнцем воды.
Бросив последний подозрительный взгляд по сторонам (осторожность лишней не бывает!), он с чувством глубокого удовлетворения вылил содержимое ведра в море.
И сверкающими глазами принялся следить, как во все стороны устремились десятки крошечных рыбок. Ну, не совсем «устремились», скорее, на некоторое время зависли на месте, словно ошалели от внезапной свободы. Или то был временный шок от резкой перемены температуры, или потрясение от необозримых богатств, которые можно теперь будет пожрать, чтобы растолстеть и набраться блаженной энергии.
Первые рыбки моря Рараку.
Искарал Прыщ вышел с мелководья и отбросил ведро в сторону.
– Укрепи же спину свою, о мул! Ныне я вознесусь на неё, о да, и не дивись, ежели обнаружишь внезапно, что мчишься галопом – о, поверь мне, мул, ты умеешь скакать галопом, довольно уже твоей глупой рыси, от которой у меня шатаются зубы! О, нет, мы поскачем, как ветер! Но не как неровный, порывистый ветер, а точно ровный, ревущий ветер, громогласный ветер, что летит по всему миру, следом за нами, – о, как сверкнут твои копыта в чужих глазах, чтоб раствориться в мареве скорости!
Добравшись до мула, Верховный жрец Тени подпрыгнул в воздух.
Мул испуганно отскочил в сторону.
Искарал Прыщ взвизгнул, затем ахнул и с глухим стуком упал и покатился в пыли среди камней, так что мокрая ряса громко хлопала и поднимала тучи песка, а мул отступил на безопасное расстояние, а затем повернулся, чтобы одарить хозяина взглядом моргающих глаз с длинными ресницами.
– Ты вызываешь во мне отвращение, зверь! И готов поспорить, ты вообразил, будто это взаимно! Но даже если и вообразил, что ж, я с тобой согласен! Просто назло тебе! Как тебе это, жуткая ты скотина? – Верховный жрец Тени поднялся и смахнул песок с рясы. – Думает, я его ударю. Ударю здоровенной палкой. Глупый мул. Нет, я куда хитрее. Я его обману притворной добротой… покуда он не успокоится, не утратит бдительности, а тогда… ха! Я ему двину в нос! То-то он удивится! Ни одному мулу не по силам тягаться со мной в хитроумии. О, да, многие пытались, и почти все – проиграли!
На его высушенном солнцем лице появилась добрая улыбка, а затем жрец медленно направился к мулу.
– Нам пора пуститься вскачь, – бормотал он, – нам с тобой. Спешка безотлагательная, друг мой, иначе явимся слишком поздно, а опаздывать не годится.
Он уже мог дотянуться до поводьев, болтавшихся под головой мула. Остановился, чтоб взглянуть в глаза животному.
– Ой-ой, любезный мой слуга, неужели я вижу коварство в этих столь мирных глазах? Ты хочешь меня укусить. Это зря. Только я здесь кусаюсь.
Он резко схватил поводья, едва увернувшись от щёлкнувших зубов, а затем забрался на широкую, покатую спину мула.
Как только они отъехали на двадцать шагов от линии прибоя, мир сдвинулся вокруг всадника, миазматический вихрь теней окутал его со всех сторон. Искарал Прыщ вскинул голову, огляделся, а затем удовлетворённо уселся, а мул неторопливо побрёл дальше.
Сотню ударов сердца спустя, когда Верховный жрец Тени уже скрылся на своём Пути, приземистая, всклокоченная далхонка выбралась из соседних кустов, волоча за собой пивной бочонок. В нём плескалась вода, а не эль, и крышка отсутствовала.
Пыхтя и кряхтя, Могора подтащила бочонок к мелководью. Перевернула его и – с беззубой улыбкой на морщинистом личике – увидела, как полдюжины молодых пресноводных акул скользнули, точно змеи, в воды моря Рараку.
Потом она перевернула бочонок и выбралась из воды. Хихикая, старуха очень быстро сотворила серию знаков и провалилась в открывшийся Путь.
Загибая одну тень вокруг другой, Искарал Прыщ быстро преодолел два десятка лиг. Он полувидел-получувствовал пустыню, одинокие холмы и хаотические извивы высохшего русла и каньона, которые они миновали, но всё это его мало заинтересовало, пока, почти полный день пути спустя, жрец не увидел, как долину впереди и слева пересекают пять гладких теней.
Искарал Прыщ остановил мула на гряде и, прищурившись, принялся разглядывать странные тени вдалеке. Которые как раз собрались напасть на караван.
