– Нет, теперь я понимаю её ценность. И всё же она лежала на полке…
Самар откинулась на спинку стула.
– Я изобрела множество вещей, которые могут оказаться весьма ценными для многих людей. И здесь возникает дилемма. Про каждое изобретение я должна подумать: как можно его применить во зло? И чаще всего я нахожу, что потенциальный вред перевешивает ценность изобретения. Я это называю первым законом изобретательства Самар Дэв.
– Ты просто одержима законами.
– Возможно. В любом случае, закон прост, как и должен быть прост всякий истинный закон…
– И для этого у тебя тоже есть закон?
– Скорее, основополагающий принцип, чем закон. В любом случае, этика – первое необходимое размышление для изобретателя вследствие всякого нового изобретения.
– Это ты называешь «просто»?
– Утверждение – просто, размышление – отнюдь.
– А вот это уже похоже на настоящий закон.
Через мгновение она закрыла рот, поднялась и подошла к письменному столу, уселась, взяла стиль и восковую табличку.
– Я не слишком-то верю в философию, – проговорила Самар Дэв, записывая слова. – Но всё равно не уйду от темы… когда она мне влетает прямо в лицо. И писательница я не слишком умелая. С предметами я управляюсь лучше, чем со словами. Впрочем, ты, похоже, обладаешь неожиданным талантом к… хм… убедительной краткости.
– Ты слишком много болтаешь.
– Несомненно.
Самар закончилась записывать свои собственные, неожиданно глубокие слова – ставшие глубокими только потому, что Карса Орлонг увидел им куда более широкое применение, чем то, которое она сама подразумевала изначально. Самар помолчала. Очень хотелось сбросить его гениальность со счетов как слепой случай, удачу или даже раздутую ложную мудрость благородного дикаря. Но что-то ей подсказывало, что Карсу Орлонга уже недооценивали в прошлом, и Самар Дэв поклялась себе не прыгать в ту же ловчую яму. Отложив стиль, она поднялась.
– Я пойду осматривать демона, которого ты убил. Составишь мне компанию?
– Нет, я его и в первый раз хорошо осмотрел.
Она подняла кожаный ранец со своими хирургическими инструментами.
– Оставайся внутри, пожалуйста, и постарайся ничего не сломать.
– Как же ты зовёшь себя изобретателем, если не любишь ломать целое?
Уже в дверях Самар остановилась и оглянулась на него. Даже в этом, самом высоком покое башни Тоблакай почти касался головой потолка. И было что-то… в его глазах.
– Постарайся не ломать мои вещи.
– Хорошо. Но я голоден. Принеси ещё еды.
Труп рептилии лежал на каменном полу одной из пыточных камер, расположенных в дворцовом подвале. Охранять чудовище поручили отставному выпытывателю. Самар Дэв обнаружила, что он спит в одном из углов комнаты. Не обращая внимания на его храп, она расставила вокруг огромного тела четыре зажжённые лампы, которые принесла сверху, затем опустилась на колени и открыла ранец, чтобы извлечь наружу набор отполированных хирургических инструментов. Завершив приготовления, Самар Дэв наконец сосредоточила своё внимание на трупе демона.
Зубы, челюсти, прямо направленные глаза, все признаки крупного хищника, вероятнее всего, засадного охотника. Однако это вовсе не простой речной ящер. За надбровными дугами вытянутый череп расширялся. Крупные затылочные выступы и сам объём черепной коробки говорили о разуме. Если, конечно, у этого ящера кости не слишком толстые.
Самар срезала изодранную, покрытую запёкшейся кровью кожу, чтобы осмотреть обломки черепа. Нет, не слишком толстые. Судя по разломам, Карса Орлонг измолотил его кулаками. И проявил при этом поразительную силу – и не менее поразительную целеустремлённость. Мозг – запятнанный кровоподтёками и смятый кое-где обломками черепа – оказался очень крупным, хотя и устроен был явно иначе, чем человеческий. Долей, к примеру, было больше. На шесть больше, если точно, все они скрывались под тяжёлыми выступами по сторонам, рядом с двумя крупными, пронизанными сосудами массами, ткани от которых уходили к глазам. Следовательно, эти демоны видят мир иначе. Возможно, более пóлно.
Самар извлекла один изувеченный глаз и с удивлением обнаружила два хрусталика – один выпуклый, другой вогнутый. Их она отложила, чтобы хорошенько рассмотреть позднее.
Взрезав толстую, покрытую чешуёй шкуру, Самар обратилась к шее, увидела, как и ожидала, крупные вены и артерии, необходимые, чтобы питать активный мозг, затем перешла к грудному отделу. Многие рёбра были уже сломаны. Она насчитала две пары лёгких и одну – протолёгких ниже. Последние порозовели от крови.
Самар вспорола стенку первого из трёх желудков – и быстро отстранилась, когда наружу потекла кислота. Лезвие скальпеля зашипело, и она увидела, как на железном полотне появляются оспинки. Снова шипение, теперь с каменного пола. У неё начали слезиться глаза.
Желудок шевельнулся, и Самар проворно вскочила, чтобы отступить на шаг. Наружу ползли черви. Два десятка. Маленькие тельца извивались и падали на грязный камень. Цвета синёного железа, кольчатые, длиной с указательный палец. Она перевела взгляд на рассыпающийся в руках скальпель и выронила его, затем взяла деревянные клещи, наклонилась и ухватила одного из червей.
Да это и не червяк. Сотни странно зазубренных ножек, но невероятнее всего – это были механизмы. Не живые существа – машины, металлические тела которых каким-то образом сопротивлялись разъедающему воздействию кислоты. Многоножка некоторое время извивалась в клещах, затем перестала шевелиться. Самар встряхнула её, но та оставалась неподвижной, как погнутый гвоздь. Инвазия? Вряд ли. Эти создания каким-то образом трудились для общей цели. Озерцо желудочной кислоты служило им домом, в котором дивные механизмы тоже каким-то образом приносили пользу демону.
От резкого кашля Самар вздрогнула и обернулась, чтобы увидеть, как поднимается на ноги выпытыватель. Сутулый, скрученный артритом старик, шаркая, подошёл к ней.
– Самар Дэв! Ведьма! Что это воняет? Не ты, смею надеяться. Мы-то с тобой из одного материала пошиты, так ведь?
– В самом деле?
– О да, Самар Дэв. – Пыточных дел мастер почесал что-то в промежности. – Мы снимаем всё человеческое – слой за слоем – пока не доберёмся до самых костей, но где заканчивается человеческое и начинается животное? Когда боль одолевает разум? Где прячется душа, и куда убегает, когда всякая надежда для плоти потеряна? Достойные для размышлений вопросы – для таких, как ты или я. О, как же я мечтал познакомиться с тобой, разделить наши знания…
– Но ты же палач.
– Кому-то приходится быть и палачом, – обиженно буркнул старик. – Если наша культура признаёт нужду в пытках, необходимо признать и нужду в палачах. А культура наша, Самар Дэв, ценит истину выше всякой отдельно взятой человеческой жизни. Понимаешь? Оправдания, – добавил он, хмуро поглядывая на труп демона, – всегда одни и те же. Чтоб спасти множество жизней, этой одной нужно пожертвовать. Расстаться с ней. Даже сами слова подобраны так, чтобы скрыть жестокость. Почему пыточные камеры устраивают в подвалах? Чтобы заглушить крики? Верно, но не только. Это, – провозгласил он обводя помещение шишковатой ладонью, – нижний мир человечности, прогнившее сердце всего неприглядного.
