Он чуть вздрогнул, посмотрел на вино в кубке.
– На короткий миг, Апсалар, ты казалась невинной. Даже наивной.
– Это было после того, как меня отпустил бог, и прежде, чем во мне пробудились определённые воспоминания.
– То-то я гадал: кто же заразил тебя таким горьким цинизмом?
– Цинизмом? Ты говоришь о мире, но дважды повторил, что идёт война. Ты потратил месяцы, чтобы изучить поле, на котором развернётся битва. Но подозреваю, даже ты не можешь полностью оценить масштабность грядущего столкновения, конфликта, связавшего всех нас.
– Ты права. Поэтому я и хотел с тобой поговорить.
– Возможно, мы в этой битве окажемся по разные стороны, Ганос Паран.
– Может быть, но я так не думаю.
Она промолчала. Паран заново наполнил кубки.
– Пантеон разваливается на куски. Увечный Бог находит себе союзников.
– Но почему?
– Что? А… я, честно говоря, и не знаю. Из сострадания?
– А разве Увечный Бог его заслужил?
– Этого я тоже не знаю.
– Месяцами, говоришь, изучал поле битвы? – приподняла брови девушка.
Он расхохотался, и эта реакция вызвала у Апсалар прилив облегчения.
– Вероятнее всего, ты прав, – проговорила она. – Мы не враги.
– В это «мы», как я понимаю, ты включаешь Престола Тени и Котильона?
– Насколько это возможно – то есть, в меньшей степени, чем мне бы хотелось. Никто не может прозреть все замыслы Престола Тени. Даже Котильон, как я подозреваю. И уж точно не я. Но он проявляет… сдержанность.
– О да, верно. Удивительное дело, если об этом подумать.
– У Престола Тени изучение поля битвы заняло годы, если не десятилетия.
Паран хмыкнул, лицо его омрачилось.
– Это точно.
– Какова твоя роль, Паран? Какую роль ты хочешь сыграть?
– Я благословил Увечного Бога. Дал ему место в Колоде Драконов. В Доме Цепей.
Некоторое время она размышляла, затем кивнула:
– Я могу понять, почему это имело смысл. Ладно. Что привело тебя в Семь Городов?
Паран поражённо уставился на неё, затем покачал головой:
– Я это решение чуть не вечность пережёвывал, а ты в один миг ухватила мои побуждения. Ну хорошо. Я здесь, чтобы нейтрализовать врага. Отвести угрозу. Только боюсь, я не поспею вовремя, тогда придётся привести всё в порядок, насколько это вообще возможно, прежде чем отправиться дальше…
– В Квон-Тали.
– Но как… как ты узнала?
Апсалар потянулась за головкой сыра, выхватила из рукава нож и отрезала кусочек.
– Ганос Паран, разговор наш, я вижу, затянется. Но прежде скажи, где ты собираешься пристать к берегу?
– В Кансу.
– Хорошо, это ускорит и моё путешествие. Две мои небольшие спутницы уже карабкаются на палубу – взобрались по стволам деревьев. Они вот-вот примутся охотиться на крыс и прочих грызунов, это их на время займёт. А мы с тобой покамест займёмся трапезой.
Паран медленно откинулся на спинку стула.
– Мы войдём в порт через два дня. И что-то мне кажется, что эти два дня пролетят, как чайка в бурю.
И мне тоже, Ганос Паран.
Древние воспоминания шептались вокруг Деджима Нэбрала, старые каменные стены окрасились в алые отблески пламени, отразили вал дыма на улицах, мёртвых и умирающих людей, густой поток крови в сточных канавах. О, было особое величие в Первой империи – грубое, первое цветенье человечества. По мнению Деджима, т'рольбаралы были высшим воплощением истинно человеческих черт, сплавленных со звериной силой. Дикость, склонность к невиданной жестокости, коварство хищника, который не проводит границ и скорей уничтожит себе подобного, чем иного. Хищника, питающего свой дух истерзанной плотью детей. Удивительное мастерство разума, способного оправдать любое действие, как бы чудовищным оно ни было. Повенчанное с когтями, длинными клыками и способностью д'иверсов обращаться во множество из одного… мы должны были выжить, мы должны были царствовать. Мы были рождены господами, а все люди должны были по праву стать нашими рабами. Если бы только Диссембелакис не предал нас. Своих собственных детей.
Что ж, даже среди т'рольбаралов Деджим Нэбрал был величайшим. Созданием, превосходившим даже самый ужасный кошмар Первого Императора. Господство, покорение, рассвет новой империи – вот что ждало Деджима, и о, как же он будет пировать! Раздуется, насытится человеческой кровью. Новых младенцев-богов он заставит преклониться перед собой.
Как только он исполнит задание, весь мир будет для него открыт. И плевать на человеческое невежество, на слепоту. Это пройдёт. Самым ужасным образом.
Добыча Деджима приближалась, медленно подбиралась к месту засады. Осталось уже немного.
Броня из белёсых морских раковин поблёскивала в утреннем свете. Карса Орлонг извлёк её из своего мешка, чтобы надеть вместо искромсанных клочьев кожаного доспеха, который носил прежде. Теблор восседал на своём высоком, поджаром коне, широкие плечи укрывал запятнанный кровью, наскоро зашитый плащ из шкуры белого медведя. Он был с непокрытой головой, на грудь справа падала единственная толстая коса с вплетёнными в неё многочисленными фетишами: рыбьими костями, полосками прошитого золотом шёлка, звериными клыками. К широкому поясу Тоблакая были пришиты сморщенные человеческие уши. За спиной висел огромный кремнёвый меч. В высокие, доходившие до колен мокасины он засунул пару кинжалов с костяными рукоятями – каждый по длине и ширине больше походил на короткий меч.
Самар Дэв ещё некоторое время разглядывала великана, пока наконец её взгляд не остановился на покрытом татуировкой лице. Воин смотрел на запад с холодным, непроницаемым выражением. Она отвернулась, чтобы вновь проверить удила вьючных лошадей, затем сама запрыгнула в седло. Поставив носки сапог в стремена, она собрала поводья.
– Машины, – проговорила она, – которые не нуждаются ни в воде, ни в питье, не устают и не могут охрометь… только вообрази свободу такого мира, Карса Орлонг.
Тоблакай взглянул на неё глазами варвара – подозрительно, но с некоторой животной хитрецой.
– Люди смогут добраться куда угодно. Какая уж свобода в уменьшившемся мире, ведьма?
«Уменьшившемся»?
– Ты не понимаешь…
– Шум этого города – оскорбление самой идее мира, – заявил Карса Орлонг. – Сейчас мы его покинем.
Самар Дэв оглянулась на дворцовые ворота, которые перекрыли три десятка солдат. Все они нервничали и держали оружие наготове.
– Похоже, фалах'д решил отказаться от формального прощания. Ну и ладно.
Поскольку впереди ехал Тоблакай, город они пересекли быстро и беспрепятственно – и оказались у западных ворот ещё до того, как пробил десятый утренний колокол. Поначалу Самар Дэв беспокоило внимание, которое обращали на них все без исключения горожане на улицах и в окнах соседних домов, но когда спутники проскакали мимо безмолвных стражников на воротах, она уже оценила все прелести дурной славы, даже одарила солдат широкой улыбкой и помахала рукой на прощание.
