Внезапное отрезвление, цель, вспышка белого света, очищающая её разум, и кто знает, что ещё.
И там-там-там, кто бы это мог быть? Прямо здесь – нет, не поворачивайся спиной, поздно. Хи-хи, слишком-слишком-слишком поздно-поздно!
Хеллиан начала красться, тихо, как только могла, прямо ему за спину. Достала нож правой рукой, протянула вперёд левую. Ещё пять шагов…
Сайген Марал вышел из переулка. Цель вернулась по собственным следам, – вот мерзавец. Но вот и он, не дальше десяти шагов, и рядом почти никого. Годится. Хватит деликатничать. Иногда стоило напомнить гражданам, что Когти всегда рядом, всегда готовы сделать необходимое.
Убийца вытянул из-под плаща кинжал, смазанный паральтом, перехватил его поудобнее и двинулся вперёд.
На Банашара уставилась какая-то женщина – седая, промокшая, на левом ухе болтается угорь, по всей обнажённой коже круглые болячки – люди, завидев её, пускались бежать. О да, она выглядит так, будто разносит мор, но это неправда. Должно быть, она тонула или ещё что. Не важно.
Он вновь перевёл взгляд на спину цели и плавно, беззвучно пошёл к ней. Он развернёт этого дурака, чтобы увидеть в его глазах смерть. Так намного приятнее, чувствовать прилив силы, которая проносится сквозь убийцу, когда взгляды встретились и в жертве расцветают понимание, боль и внезапное осознание предстоящей смерти.
Он знал, что пристрастился к этому. Но вряд ли он один, верно?
Сайген Марал с кривой улыбкой встал за спиной пьяницы, схватил его за плечо и развернул к себе. Нож в правой руке вылетел из-под плаща…
Откуда-то с проспекта донёсся крик.
Когда Банашара развернули, он увидел – на лице стоящего перед ним мужчины – потрясение, затем испуг…
Какая-то женщина ухватила предплечье мужчины – предплечье руки, в которой был зажат сверкающий, покрытый пятнами нож – и, пока Банашар смотрел, всё ещё не понимая, вбила основание ладони в его локоть, сломав сустав. Нож вылетел из руки и зазвенел на брусчатке, а женщина, неразборчиво рыча, дёрнула сломанную руку вниз и ударила коленом в лицо мужчины.
Раздался жуткий хруст, брызнула кровь, голова с широко раскрытыми глазами откинулась назад, и женщина выкрутила руку, бросив мужчину на мостовую лицом вниз. Она рухнула на него сверху, схватила обеими руками за волосы и принялась методично колотить его головой о камни мостовой.
И, после каждого хрустящего удара, она рычала:
– Нет…
хруст
– не…
хруст
– тебе!
хруст
– Он…
ХРУСТ
– мой!
Потрясённый Банашар наклонился, схватил жуткого призрака за мокрый жилет и оттащил назад.
– Женщина, Худа ради! Ты проломила ему череп! Остановись! Хватит!
Она рывком высвободилась, обернулась к нему и плавным движением приставила кончик своего ножа к его правому глазу.
– Ты! Наконец-то! Ты арестован!
И кто-то на проспекте закричал. Снова.
В тридцати шагах оттуда Скрипач, Геслер и Ураган смотрели на суматоху у выхода из переулка. Покушение на убийство, прерванное – с губительной жестокостью – какой-то женщиной – Геслер внезапно схватил Скрипача за руку.
– Эй, это же Хеллиан.
Хеллиан? Сержант Хеллиан?
Потом они услышали, как она объявляет об аресте.
Как раз, когда издалека послышались вопли и люди стали разбегаться от набережной. А теперь в чём дело? Не важно. Его взгляд не отрывался от Хеллиан, сейчас она боролась с бедолагой, который выглядел таким же пьяницей, какой бывала она – её муж, что ли? Скрипач замешкался, потом покачал головой:
– Ну уж нет.
– Это точно, – сказал Геслер. – Ну что, Скрип, встретимся через колокол, так?
– Да. Пока.
Трое солдат почти сразу разошлись: Геслер и Ураган свернули на юг, на дорогу, которая должна была вывести их через реку по первому мосту, Скрипач пошёл дальше на запад, к сердцу Центрального квартала.
Они оставили позади дикие, безумные вопли с северной стороны набережных центрального порта; Скрипач уходил от них, но всё равно казалось, что эти вопли становятся ближе.
Мор. Умница, Кенеб. Интересно, сколько продержится эта хитрость? Потом Скрипач ступил на такие знакомые улицы парка Вороньего холма, со стороны залива, и на него накатила волна наслаждения.
Эй. Я дома. Подумать только. Я дома!
И там, в десяти шагах, маленькая лавочка, чуть больше узкой двери в стене под крошащимся навесом, на котором болтался полированный оловянный диск с вытравленным рисунком. Горящая мышь. Скрипач подошёл к двери, постучал. Дверь была крепче, чем казалась. Он постучал ещё, пока не услышал с другой стороны скрежет запоров. Дверь чуть приоткрылась. Слезящийся глаз мгновение изучал его, потом исчез.
Толчок – и дверь отворилась в глубину помещения.
Скрипач шагнул внутрь. Площадка, за ней лестница вверх. Хозяин уже был на полпути, таща за собой негнущуюся под кривым бедром ногу, его полночно-синий ночной халат развевался, будто шлейф имперского кортежа. В одной руке мужчина держал фонарь, которой мотался взад-вперёд, отбрасывая шальные тени. Сержант двинулся следом.
Лавка на следующем этаже была набита трофеями мародёров с сотен битв, сотен захваченных городов. Оружие, доспехи, украшения, гобелены, штуки превосходного шёлка, знамёна павших армий, статуи неизвестных героев, королей и королев, богов, богинь и демонических существ. Оглядевшись, когда старик зажёг ещё две лампы, Скрипач заметил:
– Ты хорошо поработал, Так.
– Потерял его, верно?
Сержант поморщился:
– Прости.
Так зашёл за широкий лакированный стол и осторожно уселся в мягкое кресло, которое вполне могло оказаться троном какого-нибудь незначительного короля Квона.
– Плюгавец ты беспечный, Скрипач. Знаешь же, я делаю их только по одному. Никакой торговли, сам видишь – да, я держу свои обещания. Отрада для души, всякий раз – но этой отрадой не набьёшь живот, не накормишь жён и всех этих пацанов, ни один из которых на меня не похож.
Маленькие глазки напоминали погребальные монетки.
– Ну и где он?
Скрипач нахмурился:
– Под И'гхатаном.
– И'гхатан… Ну, лучше он, чем ты.
– Я тоже так думал.
– И что, с тех пор передумал?
– Слушай, Так, я больше не лупоглазый новобранец. Хватит обращаться со мной, будто я твой проклятый ученик, а ты мой наставник.
Кустистые брови поднялись.
