– Жить будешь?
Кивнув, Скрипач сумел отступить на шаг.
– Ладно, признаю, заслужил…
– Это само собой, – отозвался Смелый Зуб.
Некоторое время они смотрели друг на друга в темноте, а затем обнялись. Молча.
В следующий миг за ними распахнулась дверь. Они отпрянули друг от друга и увидели Геслера и Урагана, последний нёс две бутылки вина и три каравая хлеба.
– Худов дух! – Смелый Зуб расхохотался. – Старые ублюдки, все до одного вернулись домой!
Когда Геслер и Ураган положили припасы на маленький стол, Скрипач осмотрел скрипку, привязанную к его спине. Никаких новых повреждений, кроме тех, старых. Это его порадовало. Он вытащил смычок, оглянулся, когда Смелый Зуб зажёг лампу, а потом подошёл к стулу и уселся.
В следующий миг все трое уже уставились на него.
– Знаю, – проговорил Скрипач. – Смелый Зуб, помнишь, когда я играл в последний раз…
– Это был последний раз?
– Да, и с тех пор многие пали. Друзья. Люди, которых мы полюбили, а теперь по ним тоскуем, будто дыры в сердце образовались. – Он глубоко вздохнул, затем продолжил: – Пряталось внутри, ждало, очень долго. Так что, старые мои, старые друзья, давайте услышим имена.
Смелый Зуб сел на топчан, почесал в бороде:
– У меня есть новое. Солдат, которого я отправил на задание сегодня ночью, а он взял и погиб. Дружок его Врун сам чуть не умер, но, видать, Госпожа вывела. А мы его вовремя нашли, чтоб помочь.
Скрипач кивнул:
– Гентур. Хорошо. Геслер?
– Кальп. Бодэн. И думаю, Фелисин Паран – не везло ей, а когда удача всё же улыбалась, пусть и редко, так она и не знала, что сделать или сказать. – Он пожал плечами. – Если человеку внутри очень больно, он только и может, что боль причинять тем, кто снаружи. Так что – и она тоже. – Он помолчал, затем добавил: – Пэлла, Истин.
– И Колтейн, – вмешался Ураган. – И Дукер, и вся Седьмая.
Скрипач начал настраивать инструмент.
– Хорошие имена, все как одно. Скворец. Вал. Тротц. И ещё один – пока имени нет, но и так сойдёт. Ещё одно… – Он поморщился. – Звучать может резковато, сколько канифоли ни клади. Не важно. У меня в голове грустная погребальная песнь, которую нужно выпустить…
– Всё грустно, Скрип?
– Нет, не всё. Я оставляю добрые воспоминания вам – но буду иногда шептать, говорить, что знаю, что вы чувствуете. А теперь садитесь – наливай по полной, Геслер, – думаю, времени уйдёт порядочно.
И Скрипач заиграл.
Тяжёлая дверь на самом верху Бастионного спуска отворилась со скрипом, и на пороге показался массивный, сгорбленный силуэт. Когда адъюнкт вышла на площадку, фигура отступила назад. Тавор вошла в стрельницу, за ней последовала Ян'тарь, а затем Кулак Тин Баральта. Калам вошёл в пыльную комнатку. В воздухе стоял сладковатый запах рома.
Убийца задержался рядом с привратником:
– Лаббен.
Гулкий, хриплый отклик:
– Калам Мехар.
– Трудная ночка?
– Не все идут через дверь, – ответил Лаббен.
Калам кивнул и больше ничего не сказал. Пошёл дальше, оказался во дворе замка: под ногами скошенные каменные плиты, старая башня – слева, донжон – чуть правее. Адъюнкт уже до половины пересекла двор. Позади неё унтанские гвардейцы отделились от остальных и направились к казарме под северной стеной.
Калам прищурился, глядя на мутную луну. Слабый ветерок коснулся его лица, тёплый, душный и сухой, смахнул пот со лба убийцы. Где-то наверху коротко скрипнул флюгер. Калам зашагал следом за остальными.
Двое Когтей стояли справа и слева от входа в замок – вместо обычных стражников. Калам задумался, где сейчас местный Кулак и его гарнизон. Скорее всего в складских подвалах, напились в стельку. Видит Худ, будь я на их месте, сам бы там оказался. Но это, конечно, не касается старого Лаббена. Седой горбун такой же древний, как и сами Бастионные ворота – всегда-то он их стерёг, ещё при прежнем Императоре, а если верить слухам, то даже в те времена, когда островом правил Паяц.
Когда Калам оказался между двумя убийцами, оба капюшона повернулись к нему и на миг склонились. Он заключил, что это такое издевательское приветствие – или что похуже. Не ответил и зашагал дальше по широкому коридору.
Их ждал другой Коготь, и теперь повёл к лестнице.
Они поднялись на два пролёта, затем прошли по коридору в прихожую, где Тин Баральта приказал остаться своим «красным клинкам», всем, за исключением Лостары Йил. Затем Кулак отослал двух своих солдат, шёпотом выдав им какие-то инструкции. Адъюнкт следила за происходящим без какого-либо выражения на лице, хотя Каламу и хотелось устроить Баральте выволочку за такое явное нарушение субординации – будто Тин Баральта таким образом решительно отделял себя и своих «Красных клинков» от Тавор и всей Четырнадцатой армии.
Некоторое время спустя Коготь повёл их вперёд, под арку и в следующий коридор, затем к двойным дверям на другом его конце. Калам понял, что это не обычный зал для официальных встреч. Это помещение меньше, если судить по маршруту, и находится в малообжитой части замка. У входа стояли ещё двое Когтей, оба повернулись, чтобы отворить створки.
Калам увидел, как Тавор вошла и резко остановилась. За ней – Ян'тарь и Тин Баральта. Рядом перехватило дыхание у Лостары Йил.
Их ждал трибунал: напротив входа сидели императрица Ласиин, Корболо Дом в полном облачении Кулака и ещё один человек, которого Калам не узнал. Круглолицый, полный, в голубых шелках. Бесцветные волосы, коротко стриженные и умащённые маслами. Его сонные глаза окинули Тавор жадным взглядом палача.
Столы расположили перевёрнутой буквой «Т», и три стула с высокими спинками ждали новоприбывших.
После долгой паузы адъюнкт шагнула вперёд, отодвинула центральный стул и села – с совершенно прямой спиной. Ян'тарь заняла место слева от Тавор. Тин Баральта подал Лостаре Йил знак и направился к крайней правой стороне, где вытянулся по стойке смирно, лицом к Императрице.
Калам медленно вздохнул, затем подошёл к оставшемуся стулу. Усевшись, он положил обе затянутые в перчатки руки на изрезанную столешницу.
Масляный толстяк вперил взор в убийцу и слегка наклонился вперёд.
– Калам Мехар, не так ли? Премного рад, – пробормотал он, – лично свести знакомство.
– Правда? Ну, рад за тебя… кем бы ты ни был.
– Маллик Рэл.
– Ты здесь в каком качестве? – спросил Калам. – Главного змея?
– Хватит с тебя, – бросила Императрица. – Сиди, если хочешь, Калам, но молчи. И пойми, что я не требовала твоего присутствия здесь сегодня ночью.
Калам почувствовал в этом утверждении скрытый вопрос, но лишь пожал плечами. Нет, Ласиин, я не готов тебе дать хоть что-то.
