Альрада Ан покачал головой:
– Я сам не вполне понимаю, но наш колдун настаивает. Этот мир подобен Зарождению – открыть здесь дорогу значит призвать разрушение. – Эдур помолчал, затем сказал: – Я видел Зарождение.
Таралак Вид смотрел вслед Альраде Анну, видел, как тот останавливался тут и там, чтобы обменяться словами с эдурами и летэрийцами.
– Он командует с честью, – проговорил Икарий.
– Он глупец, – выдохнул грал.
– Ты жесток в суждениях, Таралак Вид.
– Он притворяется, хитрит, Губитель, – и все остальные поверили, но только не я. Неужели не видишь? Он отличается от остальных.
– Прости, – ответил Икарий, – но я не вижу того, о чём ты говоришь. Отличается – чем?
Таралак Вид пожал плечами:
– Кожу подкрашивает. Я почуял запах смеси, которой он вымазался: похоже на цветы готары, которыми мой народ белит оленью кожу.
– Подкрашивает… – Икарий выпрямился и обернулся, чтобы взглянуть назад. – Да, теперь вижу. Я был беспечен…
– Ты просто слишком ушёл в себя, друг мой.
– Да.
– Это нехорошо. Ты должен приготовиться, должен быть всегда начеку, Губитель…
– Не называй меня так.
– И это тоже кроется в тебе: сопротивление, неприятие истины. Да, это жестокая правда, но лишь трус отвернётся от неё, спрячет лицо и укроется в утешительной лжи. Такая трусость тебя недостойна.
– Возможно, Таралак Вид. Но думаю, я и вправду трус. И всё же это – наименьшее из моих преступлений, если всё, что ты говоришь обо мне, правда…
– Ты мне не веришь?
– Нет во мне голода, – сказал ягг. – Нет стремления убивать. И всё, что ты бросаешь к моим ногам, всё то, что, по твоим словам, я совершил, – я ничего этого не помню.
– Такова природа твоего проклятия, друг мой. Как бы я хотел признаться, здесь и сейчас, что обманул тебя. В душе моей произошли изменения, и ныне я чувствую, будто мы в ловушке, обречены своей судьбе. Я узнал тебя лучше, чем когда-либо прежде, и я скорблю о тебе, Икарий.
Светло-серые глаза смерили его внимательным взглядом.
– Ты говорил мне, что мы странствовали вместе долгое время, что мы совершали прежде вместе эти духовные странствия. И ты яростно стремился, жаждал меня… высвободить. Таралак Вид, если мы провели долгие годы вместе… то, что ты говоришь, не имеет смысла.
Под одеждой тело грала покрылось потом, и он отвернулся.
– Ты говоришь, что обманщик среди нас – Альрада Ан. Возможно, чтобы распознать обманщика, нужен другой обманщик.
– Злые слова, друг мой…
– Я не верю, что мы друзья. Теперь я подозреваю, что ты – мой сторож, а я сам – не более, чем твоё оружие. А теперь ты сомневаешься в его остроте, будто перешагнув через взаимное недоверие, мы можем подойти ближе друг к другу. Но я не сделаю такого шага, Таралак Вид, разве что назад – прочь от тебя.
Вот ублюдок. А притворялся-то рассеянным. Но всё время он слушал, наблюдал. А теперь ухватил истину. Оружие умно – я проявил беспечность, поддался обману и отнёсся к нему с пренебрежением, и если мои слова сами стали оружием, я позабыл, что этот ягг умеет защищаться, что он облачён в века доспехов.
Грал поднял глаза, когда Альрада Ан вновь прошёл мимо них, направляясь к голове колонны.
– Скоро, – напомнил воин.
Отряд продолжил путь.
Капитан Варат Тон, второй после атри-преды Ян Товис, Мглы, знаком приказал своим летэрийским лучникам выступать. Он сплюнул, чтобы избавиться от привкуса глины во рту, но успеха не добился. Здесь вырвалось на волю чародейство Обителей, прокатилось сверкающими волнами разрушения – сам воздух пропах им, и на ветру он слышал эхо смертей десяти тысяч солдат, а глина на языке была измельчённой плотью, зернистой от примешавшихся кусочков костей.
Но, может, и в этом можно было найти некий дар, меру, дающую новую перспективу. Ибо, какой бы мрачной ни стала Летэрийская империя под властью тисте эдуров, остались ведь зелёные холмы, фермы и голубое небо над головой. Матери рождали детей, и слёзы радости обильно текли по тёплым, мягким щекам, а в глазах плескалась любовь… ах, дорогая моя жёнушка, только воспоминания о тебе и позволяют мне держаться, сохранить рассудок. О тебе – и о нашей чудесной дочке. Я вас ещё увижу снова. Обещаю. Может быть, даже скоро.
Альрада Ан вновь возглавил колонну. Бедняга. Черты лица его выдавали очень быстро – особенно для солдата родом из Синерозы, такого, как Варат Тон. Самозванец – зачем бы ему так притворяться? Чтобы уцелеть, наверное. Только и всего. Но от летэрийских рабов, которые служили тисте эдурам, он слышал, будто между эдурами и тисте анди пролегла древняя вражда, и если бы эдуры прознали об анклавах в Синерозе, о своих ненавистных чернокожих родичах…
Вот почему Альрада Ан здесь, среди них. Шпион. И Варат Тон пожелал ему преуспеть. Орден Оникса правил милостиво, хотя, конечно, в сложившихся обстоятельствах трудно было не романтизировать и не идеализировать прошлое.
Но даже так, не могло тогда быть хуже, чем сейчас.
Их ждала новая бессмысленная битва. Новые погибшие летэрийцы. Он так хотел заслужить уважение Мглы, и сейчас можно попробовать это сделать. Сумеет ли Варат показать себя достойным командиром? Но я же учился у лучшего летэрийского командира со времён преды Уннуталь Хэбаз, верно?
Одна эта мысль, казалось, удвоила давление, которое он чувствовал.
Канава, по которой они трусили, вышла на глинистую равнину, истоптанную конскими копытами, изрытую колёсами повозок, изъязвлённую кратерами от чародейских взрывов. Здесь вонь гниющей плоти висела в воздухе, словно туман. Тут и там виднелись могильные камни – покосившиеся, разбитые – расколотые доски, чёрные от гнили, и тонкие белые кости среди мертвецов, по-прежнему облачённых в плоть.
Примерно на расстоянии лиги можно было разглядеть гряду – наверное, насыпную дорогу. По ней шагали фигуры, шли на далёкую битву с пиками за плечами.
– Живо! – прошипел Сатбаро Рангар, ковыляя вперёд. – Пригнитесь, соберитесь – не туда, идиоты! Пригнитесь! Нужно уходить!
Стет и Айстара, брат и сестра, которых объединяли воспоминания о боли, руках и ногах прибитых к дереву, воронах, что выклевали им глаза – ужасные кошмары, порождения буйной фантазии, так говорила их мать, Минала, – крались по сумрачной расселине, скальная поверхность под ногами была скользкой, изломанной и опасной.
Они ещё не бывали в бою, хотя и вызвались сразу же, – потому что были ещё слишком маленькими. Так, во всяком случае, решила мать. Но Стету уже исполнилось десять лет, а Айстаре – девять; и они носили доспехи Роты Теней, оружие на поясе, учились и тренировались вместе с остальными, ничуть их не хуже! А где-то впереди стоял их любимый страж, охранял проход. И вот они пытались к нему подкрасться незаметно. Это была их самая любимая игра.
