Сатбаро Рангар закричал.
И тогда дюжая фигура возникла в «бутылочном горлышке», протиснулась широкими плечами в узкий проём. Усохшая в смерти, покрытая серыми и чёрными пятнами кожа, серебристый мех на шее и плечах, точно вставшая дыбом шерсть… Тварь выскочила из горловины и поскакала, опираясь на костяшки пальцев, отталкиваясь от земли похожими на руки задними лапами, – прямо на Сатбаро Рангара.
Альрада Ан закричал, чтобы предупредить…
…но было слишком поздно. Зверь добрался до колдуна, схватил его огромными лапами, поднял в воздух, оторвал одну руку, затем другую – кровь хлынула рекой, а чудовище развернуло вопящего Сатбаро и глубоко вонзила огромные клыки в шею эдуру. Когда челюсти сомкнулись, немёртвое чудище рвануло назад, выдрав половину шеи, а следом – хребет Сатбаро Рангара, точно окровавленную якорную цепь…
Потом зверь отшвырнул труп в сторону и бросился на Альраду Ана.
Икарий стоял над трупом ребёнка, смотрел на жидкость, текущую из пробитого черепа, на остекленевшие глаза и приоткрытый рот. Ягг стоял, точно пустил в землю корни, и дрожал.
Рядом с ним вырос Таралак Вид.
– Ну же, Губитель. Пришло время!
– Не нужно, – пробормотал Икарий. – Это всё не нужно.
– Послушай меня…
– Молчи. Я не буду убивать детей. Не потерплю…
Впереди взорвались чары, оба пошатнулись от взрывной волны, прокатившейся по земле. Возгласы, затем вопли. И звериный рык. Вой, крики ужаса от летэрийцев и эдуров, затем – звук страха.
– Икарий! Демон идёт на нас! Демон! Не ребёнок, не дети – видишь? Ты должен действовать – сейчас же! Покажи им! Покажи эдурам, чтó кроется в тебе!
Таралак тащил его за руку. Нахмурившись, Икарий позволил увлечь себя вперёд, через строй перепуганных эдуров. Нет, я не хочу… Но он чувствовал, как забилось сердце, точно боевые барабаны зарокотали песню пламени…
Вонь пролитой крови и нечистот, оба воина подоспели вовремя, чтобы увидеть жестокую смерть Сатбаро Рангара.
А потом одиночник бросился в атаку, и Альрада Ан, отважный воин, который хотел защитить своих солдат, шагнул наперерез чудовищу.
Икарий вдруг обнаружил, что сжимает свой однолезвийный меч в правой руке – ягг не мог вспомнить, когда обнажил клинок, – и двигается вперёд, и каждое движение кажется неимоверно медленным, растянутым, разорванным, вот он хватает тисте эдура и отбрасывает назад, словно тот весит не больше тканой занавески; а потом – ягг оказался лицом к лицу с неупокоенным приматом.
И увидел, как тот внезапно отшатнулся.
Ещё шаг, и странное гудение заполнило череп Икария, а зверь отступил назад, в «бутылочное горлышко», затем повернулся и побежал прочь по ущёлью.
Икарий пошатнулся, ахнул, опёрся рукой о стену узкого прохода – и ощутил хрупкую поверхность под своей ладонью. Странная зловещая песнь в его голове стихла…
А затем эдуры метнулись мимо него, ворвались в проём. И вновь впереди послышались звуки битвы. Звон железа, но безо всякой примеси запаха чародейства…
За «бутылочным горлышком» Альрада Ан увидел перед собой расширяющееся ущелье, и в нём неровным строем по трое стояли какие-то солдаты – оружие подрагивает, бледные измазанные лица под шлемами… Ох, побери меня Сёстры, они такие юные! Что это? Против нас вышли дети!
А потом он увидел двух т'лан имассов, а между ними высокую, серокожую фигуру – нет. Нет, этого не может быть… мы ведь оставили его, мы…
Хольб Харат издал дикий боевой клич, который тут же подхватил Саур Батрада.
– Трулл Сэнгар! Предатель перед нами!
– Ты – мой!
Вопреки хвастливому заявлению Саура, на Трулла Сэнгара они с Хольбом бросились вместе.
А потом остальные эдуры рассыпались в стороны, устремились на строй одетых в доспехи детей, и две силы столкнулись, породив какофонию оружейного звона и тяжких ударов по щитам. Вопли боли и ярости отражались от выветренных стен ущелья.
Альрада Ан стоял, будто прирос к месту, смотрел – и не верил своим глазам.
Трулл Сэнгар отчаянно защищался копьём, отбивая удары, которыми осыпали его с двух сторон Саур Батрада и Хольб Харат. Они теснили его – и тут Альрада Ан увидел, понял, что Трулл пытается защитить детей – прикрывает их собой…
Крики эдуров – двое т'лан имассов ответили контратакой по обе стороны от него, и казалось, ничто не может их остановить.
Но он продолжал стоять, а затем – с жестоким, хриплым воплем прыгнул вперёд.
Трулл Сэнгар знал этих двух воинов. Видел ненависть в их глазах, чувствовал ярость по силе ударов, которыми они пытались пробить его защиту, – долго сдерживать их он не сможет. А когда Трулл падёт, юные солдаты у него за спиной встанут лицом к лицу с этими эдурскими убийцами.
Где же Апт? Почему Минала не выпускает демоницу – какая же ещё сила может грозить им?
Кто-то принялся выкрикивать его имя – в строю эдуров. В этом голосе звучала не ярость, а горечь, – но у Трулла не было времени оглянуться, не было времени задуматься – клинок Хольба вспорол ем левое запястье, и кровь потекла по предплечью, просачиваясь в ладонь, сжимавшую древко копья.
Уже скоро. Они оба стали лучше, научились драться…
А потом он увидел, как мерудская тяжёлая сабля сверкнула за спиной Хольба, врезалась ему в шею, вышла – и голова Хольба Харата покачнулась, скатилась с плеч. Тело пошатнулось, а затем рухнуло.
Саур Батрада прорычал проклятие, затем обернулся и вогнал меч глубоко в бедро нападавшего…
А Трулл прогнулся в выпаде и вонзил остриё копья в лоб Сауру, точно под кромкой шлема. И с ужасом увидел, как оба глаза Батрады выскочили из глазниц и повисли, будто на нитях, когда голова отдёрнулась.
Трулл высвободил оружие, а новый эдур, хромая, подошёл к нему и выдохнул:
– Трулл! Трулл Сэнгар!
– Альрада?
Воин обернулся, поднял обе тяжёлые сабли:
– Я бьюсь на твоей стороне, Трулл! Во искупление… прошу тебя, умоляю!
Искупление?
– Не понимаю… но и не сомневаюсь. Добро пожаловать…
Какой-то звук нарастал в голове Трулла, будто напирал на него со всех сторон. Он увидел, как один из мальчишек прижимает ладони к ушам, а за ним – другой…
– Трулл Сэнгар! Это ягг! Сёстры нас побери, он идёт сюда!
Кто? Что?
Что это за звук?
Онрак Разбитый увидел ягга, почувствовал силу, нараставшую в воине, который, словно пьяный, неуверенно приближался к нему. И т'лан имасс заступил ему дорогу. Это их вождь? Да, яггутская кровь. О, как вновь пылают старая ярость и горечь…