Насмешливо ухмыльнувшись, Укус растолкал съёжившихся на пороге жрецов. Паран провёл взглядом по трём иссохшим, дрожащим мужчинам и нахмурился, когда каждый из них склонился под его взглядом, опуская голову.
– Заболели, что ли? – спросил он.
Укус разогнал смехом пыльный воздух.
– Неплохо сказано, незнакомец. Хребет у тебя из холодного железа, сразу видно.
Кретин. Я не пытался тебя рассмешить.
– Слезай с проклятого коня, – сказал Укус, преграждая дверной проём. Он облизал свои безобразные губы, мусоля руками рукоять косы.
– И не подумаю, – сказал Паран. – Знаю я, как ты обходишься с лошадьми.
– Ты не можешь въехать в алтарный зал!
– Уйди с дороги, – сказал Паран. – Мой конь не любит кусаться, ему милее лягать и топтать. На самом деле, мне кажется, ему просто нравится слышать хруст костей.
Конь, раздувая ноздри, подошёл ближе к двери – и Укус, вздрогнув, отскочил назад. Он оскалил свои кривые зубы и прошипел:
– Разве ты не чувствуешь её гнев? Её ярость? Глупец!
– А она мою чувствует?
Паран пригнулся, когда его лошадь переступила порог, и выпрямился миг спустя. Слева от него на полу скорчилась женщина. По её тёмной коже стекал пот, а длинные конечности дрожали под томно вьющимися вокруг неё, словно ласки любовника, потоками чумного воздуха.
За ней возвышался над тремя широкими, низкими ступенями помост, на котором лежали осколки разбитого алтарного камня. Посреди помоста, там, где раньше стоял алтарь, красовался трон из переплетённых и деформированных костей. На троне восседал силуэт, излучавший такую силу, что его черты были едва различимы. Длинные, сочащиеся ядом конечности, обнажённая, андрогинная в своей неопределённости, хрупкая и сморщенная грудь; на вытянутых ногах, казалось, было слишком много суставов, а трёхпалые стопы были увенчаны хищными, огромными, как у энкар'ала, когтями. Глаза Полиэль были лишь блёклыми искрами, размытыми огнями посреди чёрных шаров её глазниц. Потрескавшиеся, сочащиеся губы искривились в улыбке.
– Одиночник, – протянула она тонким голосом, – не пугает меня. На мгновение я подумала… но нет, ты для меня – ничто.
– Богиня, – сказал Паран, откинувшись на лошади, – я остаюсь отрешённым. Это мой выбор, а не твой – и потому ты видишь лишь то, что я хочу, чтоб ты видела.
– Кто ты? Что ты?
– В обычных обстоятельствах, Полиэль, я просто третейский судья. Я пришёл сделать тебе подношение.
– Тогда ты понимаешь, – сказала Серая Богиня, – скрытую под покровом истину. Кровь была их дорогой. И потому мы решили её отравить.
Паран нахмурился, после чего пожал плечами и достал что-то из складок рубахи.
– Вот мой дар, – сказал он. Затем замешкался. – Мне жаль, Полиэль, что эти обстоятельства… не обычные.
Серая богиня сказала:
– Я не понимаю…
– Лови!
В его руке сверкнул маленький, мерцающий предмет.
Богиня вскинула свои лапы для защиты.
Странный, шепчущий звук раздался при столкновении. Её руки пронзил осколок металла. Осколок отатарала.
Богиня содрогнулась, издав ужасающий, животный вопль.
Силы хаоса распадались на куски и развеивались, волны серого пламени вырывались наружу, словно существа, сплетённые из гнева, – а мозаика на полу под ними разлеталась вдребезги.
Сдерживая испуганного коня, Паран наблюдал яростную агонию богини, задумавшись внезапно, правильно ли он поступил.
Он опустил взгляд на смертную женщину, скрючившуюся на полу. Потом на её изорванную тень, рассечённую… ничем. Что же, я так и знал. Времени почти не осталось.
Другой трон. Настолько тусклый, что казался лишь серебристой тенью, аккуратно накинутой поверх грязного льда. Он, показалось Быстрому Бену, странно изменился с тех пор, как маг в последний раз его видел.
И таким же был тонкий, похожий на привидение бог, развалившийся на этом троне. Хотя капюшон, вечно скрывающий лицо, остался прежним, как и скрюченная чёрная рука всё так же опиралась на узловатое навершие кривой прогулочной трости, – будто насест для одноногого стервятника. И от этого призрака, Престола Тени, словно чересчур сладкие благовония, исходило прочищающее сознание мага, приторное, раздражающее… самодовольство. Хотя в этом не было ничего необычного. Даже если так – что-то было…
– Делат, – прошептал бог так, словно вкус каждой буквы этого имени приносил ему сладкое удовольствие.
– Мы с тобой не враги, – сказал Быстрый Бен, – уже нет, Престол Тени. Ты не можешь закрывать на это глаза.
– Но ведь ты хочешь, чтобы я закрывал глаза, Делат! Да, да, да, именно так. Чтобы я был слеп к прошлому. Ко всем предательствам, к каждой лжи, к каждому мерзкому оскорблению, которое я от тебя получал, словно плевок под ноги!
– Обстоятельства меняются.
– Воистину так!
Маг чувствовал, как под его одеждой проступил пот. Что-то тут было… что?
Что-то было явно не так.
– Ты знаешь, – спросил Быстрый Бен, – почему я здесь?
– Она не заслужила сострадания, маг. Даже твоего.
– Я её брат.
– Есть ритуалы, способные разорвать эту связь, – сказал Престол Тени, – и твоя сестра провела их!
– Провела их? Нет, перепробовала их. Есть нити, которые нельзя разорвать подобными ритуалами. Я в этом убедился. Иначе меня бы тут не было.
Фырканье.
– Нити. Как те, что ты так любишь вить, Адаэфон Делат? Ну, конечно. Это твой самый большой талант – вить невообразимые клубки. – Сокрытая капюшоном голова, казалось, качается из стороны в сторону под монотонный говор Престола Тени. – Сети, тенёта, ловушки, нити и крючки, наживки, сети, и тенёта, и… – Затем бог наклонился вперёд. – Скажи мне, почему твою сестру стоит пощадить? И почему – нет, правда, почему ты решил, что это в моих силах? Она ведь не моя, не так ли? Она не тут, не в Цитадели Тени, верно? – Он вскинул голову. – Подумать только. Ведь сейчас она совершает свои последние вздохи… в роли смертной любовницы Серой Богини – и что, скажи на милость, я могу с этим поделать?
Быстрый Бен пристально на него уставился. Серая Богиня? Полиэль? О, Торахаваль…
– Погоди, – сказал он, – Флакон подтвердил, что это не просто моя интуиция. Ты в этом замешан. Прямо сейчас, где бы они ни были, ты как-то в этом замешан!
Судорожный хохот Престола Тени заставил тонкие, хрупкие конечности на секунду забиться в судорогах.
– Ты мне должен, Адаэфон Делат! Признай это, и я отправлю тебя к ней! Прямо сейчас! Прими свой долг!
Проклятье. Сначала Калам, а теперь я. Какой же ты ублюдок, Престол Тени.
