Тёмные глаза Баратола ещё несколько секунд изучали Л'орика, после чего кузнец развернулся и направился к домам.
– Кто-нибудь придёт, – бросил он через плечо, – переодеть тела для погребения.
Нуллисс решила разместить своих пациентов в старом постоялом дворе. Для женщины вытащили из какой-то комнаты старую койку, а вспоротого юнца уложили на обеденном столе.
Над очагом стоял котелок с кипящей водой, Филиад сучком, чтобы не ошпариться, доставал оттуда мокрые тряпки и относил их старухе-семачке.
Женщина вновь вытащила внутренности бедолаги наружу и, казалось, не обращая внимания на эту пульсирующую кучу, увлечённо копалась обеими руками в полости его желудка.
– Мухи! – прошипела она, когда Баратол вошёл. – Эта проклятая дыра набита мёртвыми мухами!
– Ты его не спасёшь, – сказал Баратол.
Подойдя к барной стойке, он положил на пыльную потрёпанную поверхность топор, тот гулко лязгнул о дерево. Баратол принялся стягивать перчатки, поглядывая на Хэйрит.
– Родила? – спросил он.
– О да. Девочку. – Хэйрит мыла руки в тазике, но кивнула в сторону маленькой укутанной фигуры, лежащей на груди у женщины. – Уже присосалась. Я-то подумала было, что дела плохи, кузнец. Очень плохи. Ребёнок родился синим. Только пуповина не спуталась и не придушила его за шею.
– Тогда почему она была синяя?
– Была? Она до сих пор синяя. Отец – напанец, осмелюсь предположить.
– А что на счёт матери?
– Будет жить. Мне не нужна Нуллисс. Я знаю, как прочистить и прижечь рану. А что? Я в молодости маркитанткой ходила за войском Святого фалах'да, много сражений повидала. И много ран прочистила. – Она стряхнула капли воды, вытерла руки о свою грязную тунику. – Пару дней её будет лихорадить, как без этого? Но если переживёт, всё будет хорошо.
– Хэйрит! – закричала Нуллисс. – Быстро иди сюда и промой тряпки! Как промоешь, кинь их обратно в кипяток; боги всемогущие, я его теряю! Сердце бьётся всё слабее!
Дверь распахнулась. Обернувшись, все уставились на Л'орика, который медленно вошёл внутрь.
– Кто это, Худ его побери? – спросила Хэйрит.
Баратол расстегнул свой шлем и сказал:
– Высший маг Л'орик, беглец из Воинства Апокалипсиса.
Хэйрит хихикнула:
– Ну, разве не чудное место он выбрал! Добро пожаловать, Л'орик! Угощайся тарелочкой пепла да кружечкой пыли и присоединяйся к нам! Фенар, хватит пялиться без толку! Иди найди Чаура и Урдана: там на улице полно конины, которую нужно порубить и приготовить. Мы же не хотим, чтобы волки спустились с холмов и первыми ею полакомились?
Баратол смотрел, как Л'орик направился к согнувшейся над столом с пациентом Нуллисс. Она пихала внутрь тряпки, потом вытаскивала их обратно – крови было слишком много, неудивительно, что сердце почти перестало биться.
– Отойди, – сказал ей Л'орик. – Высший Дэнул мне не подвластен, но, по крайней мере, я могу вычистить и закрыть его раны, чтобы избежать заражения.
– Он потерял слишком много крови, – прошипела Нуллисс.
– Возможно, – согласился Л'орик, – но мы хотя бы можем дать его сердцу шанс восстановиться.
Нуллисс отошла.
– Как тебе будет угодно, – бросила она, – я ему уже не помогу.
Баратол направился за стойку, наклонился к деревянной панели и сильно по ней постучал. Доска отвалилась, открыв взору три пыльных бутыли с выпивкой. Он достал одну, выпрямился и поставил стойку. Отыскав кружку, кузнец оттёр её от пыли, откупорил бутыль и залил ёмкость до краёв.
Все вокруг пристально наблюдали за ним – все, кроме Л'орика, который навис над юношей, уложив руки тому на грудь. Хэйрит уважительно спросила:
– Где ты это взял, кузнец?
– Тайник старого Кулата, – ответил Баратол. – Не думаю, что он за этим вернётся.
– И чем же так пахнет?
– Фаларским ромом.
– Блаженны боги верхние и нижние!
Внезапно все местные, что были в комнате, столпились вокруг бара. Ворча, Нуллисс начала отпихивать Филиада прочь.
– Не ты – тебе ещё рано…
– Рано? Женщина, я прожил двадцать шесть лет!
– Кому сказала?! Двадцать шесть? Рановато тебе лакать фаларский ром, тощий щенок.
Баратол вздохнул:
– Не жадничай, Нуллисс. Кроме того, на нижней полке ещё две бутыли.
Взяв кружку в руки, он отошёл от них, предоставив Филиаду и Джелиму самим выяснять, кто будет шарить за баром.
Синевато-багровый шрам – всё, что осталось от разреза на животе юнца, если не считать пятен засохшей крови. Л'орик ещё стоял над ним, неподвижно держа руки на груди. Спустя какое-то время он открыл глаза и отошёл от парня.
– У него сильное сердце. Посмотрим. А где вторая?
– Вон там. Ранена в плечо. Рану уже прижгли, но могу поручиться, что там уже завелась зараза, которая разрастётся и скорее всего убьёт её. Если ты не вмешаешься.
Л'орик кивнул:
– Её зовут Скиллара. Парня я не знаю. – Он нахмурился. – Геборик Призрачные Руки, – он потёр своё лицо. – Никогда бы не подумал… – Он взглянул на Баратола. – Когда Трич избрал Геборика своим Дестриантом, тот получило столько… силы. Т'лан имассы? Пять сломленных т'лан имассов?
Баратол пожал плечами:
– Я лично не был свидетелем засады. Имассы впервые объявились пару месяцев назад, но казалось, что они ушли. В конце концов, здесь им нечего было искать. Даже я им был не нужен.
– Слуги Увечного бога, – проговорил Л'орик. – Развязанные из Великого Дома Цепей. – Он направился к женщине, которую назвал Скилларой. – Боги и впрямь воюют меж собой…
Баратол смотрел ему вслед. Он проглотил половину рома в кружке и вновь присоединился к Высшему магу.
– Боги, говоришь…
– В ней уже шепчет лихорадка, так дело не пойдёт.
Чародей закрыл глаза и начал едва слышно что-то бормотать. Спустя некоторое время маг отошёл, и их с Баратолом взгляды встретились.
– Вот что грядёт. Прольётся кровь смертных. Невинные жизни… будут уничтожены. Даже тут, в этой прогнившей, всеми забытой деревушке от мучений тебе не спрятаться. Они найдут тебя, найдут нас всех.
Баратол прикончил остатки рома.
– Теперь отправишься искать девицу?
– И в одиночку отбить её у Развязанных? Нет, даже если бы знал, где искать, это невозможно. Гамбит Королевы Грёз провалился – она, скорее всего, уже знает об этом. – Он тяжело, прерывисто вздохнул и только теперь Баратол заметил, насколько его собеседник выбился из сил. – Нет, – повторил он со смутным, печальным видом. – Я лишился своего фамильяра… но… – Он покачал головой. – Но я не чувствую боли. Когда узы рвутся, разве не должно быть больно? Я не понимаю…
