– Возможно, она просто увеличивает расстояние между нами и теми серолицыми варварами.
– Тисте эдурами. Вряд ли можно назвать их варварами.
Скрипач проворчал:
– Я сражался с тисте анди, и они использовали Старшую магию – Куральд Галейн, – но я не видел ничего подобного тому, что произошло неделю назад.
– Нет, это были не Пути. Это были Обители – старая, дикая сила, гораздо более схожая с Хаосом.
– Что бы это ни было, – отрезал Скрипач, – на войне такому не место.
Флакон рассмеялся – просто ничего не смог с собой поделать:
– Ты хочешь сказать, что резать всех без пощады, как мы и делаем в бою, можно, сержант? Догонять убегающих солдат и раскраивать им затылки – это можно?
– Я не претендую на логичность, Флакон, – сказал Скрипач. – Просто у меня такое ощущение. Я бывал в сражениях, в которых маги высвобождали свою силу – полностью её отпускали – и всё равно это не сравнить с тем, на что способны эдуры. Они хотят выигрывать битвы, не вынимая мечей из ножен.
– А в чём разница?
– Эта победа не будет заслуженной, вот в чём.
– А Императрица заслужила свои победы, сержант?
– Следи за языком, Флакон.
– Но, – не унимался маг, – ведь она там просто посиживает на троне, пока мы тут…
– Думаешь, я сражаюсь за неё, Флакон?
– Ну…
– Если ты так думаешь, ты так ничему и не научился в И'гхатане.
Сержант отвернулся от мага и ушёл.
Флакон некоторое время смотрел Скрипачу в спину, а затем снова перевёл взгляд на горизонт. Ладно, он прав. Но тем не менее, она кладёт наши победы себе в карман – и всё тут.
– Что, Худа ради, ты делаешь тут внизу?
– Прячусь, а ты что подумал? Вечно тебе, Лам, недостаёт хитрости. Рано или поздно ты из-за этого попадёшь в беду. Уже стемнело?
– Нет. Слушай, что там наверху за буря? Всё наперекосяк…
– Ты только заметил?
Калам сердито взглянул на мага в полумраке трюма. Ну, по крайней мере, чародей нашёлся. Высший маг Четырнадцатой прячется среди ящиков, тюков и бочек. Внушает надежду, не так ли?
– Адъюнкт хочет поговорить с тобой.
– Конечно, хочет. Я бы тоже хотел на её месте. Но я не на её месте, верно? Нет, адъюнкт – загадочная женщина, вот ты заметил, что она почти никогда не носит свой меч? Теперь-то, честное слово, я рад, что меня приписали к этой проклятой армии. Помнишь те небесные цитадели? Мы во что-то вляпались, Лам. И адъюнкт знает больше, чем говорит. Намного больше. Каким-то образом. Императрица отозвала нас. Почему? Что теперь?
– Ты несёшь чушь, Бен. Неприятное зрелище.
– Хочешь чуши – так вот тебе. Тебе не приходило в голову, что мы на самом деле проиграли?
– Что?
– Дриджна, Апокалипсис, всё пророчество – мы не поняли его, никогда не понимали – а мы с тобой, Лам, должны были понять. Восстание к чему привело? Например, к убийствам, разброду и горам гниющих трупов. А это к чему привело? К чуме. Апокалипсис, Калам, это не война, это чума. Так что, может, мы и выиграли, а может, и проиграли. Может, и то, и другое, понимаешь?
– Дриджна не имеет отношения к Увечному Богу. И к Полиэль…
– Вряд ли это важно. Апокалипсис послужил им обоим, не так ли?
– Мы не можем сражаться со всеми ними, – возразил Калам. – Было восстание. Мы его подавили. Что там на уме у проклятых богов и богинь – не наше дело. И не дело Империи, и не дело Ласиин. Императрица не будет думать, что мы потерпели поражение. Тавор сделала то, что должна была сделать, теперь мы возвращаемся назад, а потом нас снова куда-то пошлют. Как обычно.
– Тавор отправила нас на Имперский Путь, Лам. Зачем?
Убийца пожал плечами:
– Ну, как ты сам сказал, она – загадка.
Быстрый Бен продвинулся дальше по узкому проходу между грузами:
– Тут найдётся место.
Через мгновение Калам присоединился к магу.
– У тебя есть еда? Вода?
– Естественно.
– Отлично.
Вперёдсмотрящие крикнули, что на горизонте появился Сепик, и Апсалар протолкалась на нос. Адъюнкт, Нихил, Кенеб и Бездна уже стояли на баке. Низкое закатное солнце заливало приближающийся по правому борту берег золотистым сиянием. Два головных дромона также становились всё ближе.
Подойдя к планширю, Апсалар поняла, что в заливе, похожем по форме на полумесяц, уже можно различить портовый город. Ни одной струйки дыма не поднималось от домов, а в самой гавани только пара кораблей стояла на якоре. Ближайшее судно явно сорвалось с носового якоря, напоролось на какую-то корягу и теперь лежало на боку, правым бортом практически касаясь воды.
Кенеб держал слово:
– Мы должны были достигнуть Сепика, – говорил Кулак таким тоном, будто повторяет уже не первый раз, – через четыре или пять дней.
Апсалар смотрела, как два дромона входят в гавань. Один из них был флагманом Нока.
– Тут что-то не так, – заявила Бездна.
– Кулак Кенеб, – тихо приказала адъюнкт, – придержите морпехов.
– Адъюнкт?
– Мы не будем высаживаться…
В этот самый момент Апсалар заметила, как передний дромон вдруг замер, потеряв ход – команда корабля заметалась по палубе, как перепуганные муравьи, паруса перекосились. Мгновение спустя то же самое произошло и с флагманом Нока, и по мачте корабля вверх пополз сигнальный флаг.
Встревоженный двумя боевыми дромонами, город Сепик ожил.
Чайки. Десятки тысяч чаек поднялись с улиц и домов. Среди белопёрых птиц чёрными мазками мелькали ворóны, а островные стервятники взлетали вверх, точно языки серого пламени. Лавина крыльев накрыла город метущейся тенью.
Бездна прошептала:
– Они все мертвы.
– Здесь побывали тисте эдуры, – сообщила Апсалар.
Тавор развернулась к девушке:
– Они что, все проблемы решают резнёй?
– Эдуры обнаружили здесь своих сородичей, остатки своего народа. Они были слугами, практически рабами. Тисте эдуры не привыкли сдерживать свою ярость, адъюнкт.
– Откуда ты это знаешь, «мостожог»?
– А откуда вы узнали, адъюнкт?
Не ответив, Тавор отвернулась.
Кенеб переводил взгляд с одной женщины на вторую и обратно.
Апсалар присмотрелась к порту, в котором чайки снова приступали к трапезе, после того, как дромоны удалились от гавани и опять поймали попутный ветер. Корабли, стоявшие у них на пути, тоже начали менять курс.
